– Петруша, открой дверь, я тебе еще кое-что хочу рассказать… Открой, а то хуже будет, – раздался угрожающий шепот Гиацинты. Едва дыша от потустороннего страха, я пододвинул кровать к двери, чтобы понадежнее закрыть ее. – Гурашка, открой, а то у тебя к утру копытца вырастут, – не унималась Гиацинта. Темный ветер ворвался в мое сердце, и лоб покрылся холодным потом. Я ухватился за кровать обеими руками и стал читать псалмы. – Ну ладно, спи, – прошелестела Гиацинта, – завтра я с тобой разберусь. Утром я тихо встал и, пока Гиацинта спала, отправился на вокзал покупать билет в Брянск. При таком раскладе сил я не хотел еще одну ночь проводить в избушке на курьих ножках. – Ну что ж, – сказал Джи, – значит, ты еще слаб, чтобы заботиться о таких мощных Шакти, как Фея и Гиацинта, и сила направила тебя туда, где ты можешь быть максимально полезен. Глава 10. Кул-джаз и работа над собой16 января 1983 года. Брянск. – Предлагаю пойти в кино, – сказал Джи, – на какой-нибудь обучающий фильм. Петрович, поищи-ка программу кинотеатров. Петрович ушел и, вернувшись с газетой, сказал: – Нам не везет. Единственное, что есть в кинотеатрах, – это новая индийская мелодрама "Крик раненого". Я заскучал с первых же кадров – это была банальная и нудная история о двух влюбленных, которым все препятствовали соединиться. Первым импульсом было предложить уйти, но Джи, казалось, смотрел с большим интересом. – Вам нравится фильм? – осторожно спросил я. – Фильмы – это не просто интересный или неинтересный сюжет, – тихо ответил Джи. – Европейские фильмы отражают посвятительные сюжеты Commedia dell’ Arte. Индийские при поверхностном взгляде напоминают слащавый китч, но при более глубоком – отражают шесть систем индийской философии, самое сложное из придуманного человечеством. Это всегда один и тот же глубочайший сюжет – взаимодействие Пуруши и Пракрити, мужского и женского принципа. В финале все погибли. Школьницы, которые только и были в зале, шумно всхлипывали. – Все хорошо, но слащавость испортила сюжет, – сказал Джи. – Этот фильм специально для тебя: в нем точно показаны твои отношения с Гиацинтой. Эх, Касьян, и когда ты из Грушницкого, обремененного мудовыми страданиями, дорастешь до Печорина, который презирает жалость к себе! Выходя из зала, я увидел под одним из сидений большой полотняный мешок. В зале уже никого не оставалось, и я прихватил мешок с собой. Я заглянул в него – там оказалось килограмм десять картошки. — 287 —
|