Валерия слушала с пылающим лицом. Ревнивые, досадные слезы блестели на ее глазах, и она проворно отерла их. — Ты права,— сказала она, бросаясь в объятия Антуанетты.— Я должна и хочу забыть этого дерзкого человека, который втерся в мою жизнь и отравил ее. Я всей душой отдамся Раулю, чтобы искупить перед ним нравственную вину. Он такой добрый и такой великодушный, что это будет не трудно. — Вот это разумно,— ответила графиня, целуя ее в свою очередь.— Но теперь успокойся. Рауль сказал мне, что в понедельник вы едете в оперу и пригласил нас. Выступает Патти, театр будет полон, конечно, и множество любопытных глаз, будет обращено на тебя. Я бы желала, чтобы ты явилась в свет в полном блеске своей красоты. К счастью, сегодня лишь вторник, и ты будешь иметь довольно времени, чтобы совершенно оправиться. В каком туалете ты хочешь ехать? — Да, это правда, я должна быть как можно эффектнее, и показать всем, что я счастлива. Я надену синее бархатное платье с серебром и жемчугом с сапфирами, который подарила мне княгиня. Боже мой! — вспомнила вдруг княгиня,— отосланы ли парюри, подаренные нам Мейером в день отъезда? — Представь себе, что нет,— ответила со смущением Антуанетта,— и я даже не знаю, где мой футляр. Я спрятала их в шкатулку, а затем со всеми этими передрягами совсем про них забыла. — Где ты их положила, там они и должны быть, мы сейчас это увидим,— сказала Валерия, идя в спальню. В нише стоял привинченный к полу массивный ларец из черного дерева, роскошно отделанный резьбой и инкрустацией. Валерия нажала на пружину и открылись полочки, уставленные футлярами с драгоценностями. Антуанетта нашла, наконец, искомые футляры и открыла их, пока Валерия замыкала ларец. — Надо отдать справедливость, что вещи прекрасные,— сказала Антуанетта, заставляя играть камни. — Но они так же будут хороши на смуглой шейке чернокудрой г-жи Мейер, как и на нас. — Во всяком случае, они будут на своем месте. Удивляюсь только, что банкир не потребовал обратно столь ценные вещи,— сказала Валерия, зубы которой нервно стучали. Несмотря на великое решение, сердце ее терзалось, вспоминая о красавице жене Мейера. — Фу! Не до такой же степени он еврей!.. Пойдем в будуар, я напишу ему записку. Антуанетта села у письменного стола и написала: «Милостивый государь! Вследствие различных треволнений последнего времени я совершенно забыла возвратить вам прилагаемые парюри, из коих одна была вручена мне княгиней Орохай еще до ее свадьбы. Исполняя ее поручение только теперь, прошу вас извинить это промедление и мою забывчивость. — 93 —
|