Месть еврея

По окончании представления Валерия под руку с мужем направилась к выходу, но стечение публики бы­ло так велико, что их сразу оттерли от Рудольфа и Ан­туанетты. Дойдя до вестибюля, молодая чета останови­лась в ожидании кареты. Но когда Рауль отвернулся, разговаривая с одним старым магнатом, Валерия ус­лышала за собой хорошо знакомый ей голос, который проговорил насмешливо:

— Действительное равнодушие не нуждается в улов­ках, а настоящая любовь не выставляется напоказ, этим можно обмануть только... простака.

Валерия застыла, задыхаясь от изумления и злобы. Какая наглость осмелиться сказать, что она играла ко­медию для того, чтобы скрыть любовь к нему. Как ос­мелился он так говорить с ней и назвать простаком ее доброго, великодушного Рауля. Если бы в эту минуту она могла уничтожить Самуила, она сделала бы это не колеблясь. Всевозможные проекты мщения теснились в ее голове, и волнение дошло до того, что войдя к себе в будуар, она упала в кресло и залилась слезами. Удив­ленный и испуганный Рауль сперва не мог понять, что значит это внезапное отчаяние его жены, но потом пред­положил, что жара, шум и потрясающая игра Патти слишком сильно подействовали на неокрепшие нервы Валерии. Князь проклинал себя за то, что повез ее в оперу, и всячески старался ее успокоить. Смущенная Валерия отерла слезы, бросилась в объятия мужа и про­говорила:

— Это правда, нервы мои еще слабы, но все пройдет, я хочу быть здоровой, чтобы не огорчать тебя, потому что люблю тебя, Рауль. О! О! Ты не знаешь, как я тебя люблю!

— Ангел мой, я в этом не сомневаюсь и так сча­стлив, как только может быть счастлив человек на земле.

Возвращаясь домой, Самуил и его жена в продол­жении всей дороги не обмолвились ни словом и холодно раскланявшись, отправились каждый на свою полови­ну. Оставшись, наконец, один, молодой человек сбро­сил с себя маску и дал волю своей ревности и пожирав­шей его страсти. Он видел Валерию, видел ее нежность к Раулю — и это дразнило его чувства. Долго не мог он прийти в себя и ходил взад и вперед по комнате, забы­вая даже о существовании бедной Руфи, которая горько плакала, спрятав голову в подушку.

Самуил женился против своей воли, для того лишь, чтобы исполнить опрометчиво принятые на себя обяза­тельства. Но тем не менее он хотел быть другом своей молодой жены и относиться к ней снисходительно. Пер­вые дни их супружества прошли довольно спокойно. Самуил скучал и чувствовал себя связанным, а Руфь была грустна и разочарована. Открытая размолвка меж­ду ними, близкая к ненависти, началась лишь со вче­рашнего дня, и была следствием очень тяжелой сцены, которая глубокой пропастью отделила их друг от дру­га. Но для разъяснения всех предыдущих обстоятельств необходимо вернуться несколько назад и вести наш рас­сказ с той минуты, как банкир, вытащенный из пруда, открыл глаза.