Месть еврея

Когда Рауль подал руку Валерии, чтобы вести ее к алтарю, лицо ее покрылось мертвенной бледностью. Справедливые слова Самуила пронеслись в ее памяти с ужасающей ясностью: любя его и едва вырвавшись из его объятий, она готовилась солгать, клянясь в любви и верности другому.

— Что с тобой, дорогая моя? Отчего ты вдруг по­бледнела? — спросил Рауль, наклоняясь к ней с беспо­койством и удивлением.

Ласковый голос князя, его любовный и тревожный взгляд заставили Валерию опомниться.

— Это просто нервная головная боль, которая му­чает меня с утра,— отвечала она с легкой улыбкой.— Но не беспокойся, Рауль, это пройдет.

Собравшись с силами, она встала на колени перед алтарем, и горячая молитва вознеслась к богу из ее больного сердца. В эту торжественную минуту она моли­ла у него дать ей силы безукоризненно исполнить свой долг и не быть клятвопреступницей.

По окончании венчания все вернулись в дом графа Маркош. Перед ужином новобрачные должны были уехать к себе, переодеться, чтобы с утренним поездом отправиться в Испанию, где рассчитывали провести ме­довый месяц.

Опираясь на руку мужа, молодая княгиня Орохай принимала поздравления присутствующих. Она была ве­села и любезна и ласковой улыбкой отвечала на сияю­щий взгляд Рауля. Одна лишь Антуанетта заметила ли­хорадочный, болезненный блеск ее глаз и дрожь, про­бегавшую по ее телу.

— Дорогая моя,— сказала она, отводя ее в сторону.— Руки твои горят, как в огне, и ты дрожишь. Не заболела ли ты? Как ты вынесешь путешествие?

— Нет, не бойся. Это только нервное волнение, оно пройдет,— сказала Валерия, превозмогая силой воли не­дуг, все более и более овладевавший ею.

Волнение, вызванное прощанием с отцом и братом, еще поддерживало молодую девушку, но когда она очу­тилась одна в карете с мужем, силы изменили ей, го­лова закружилась. Рауль счастливый, что остался, на­конец, с ней вдвоем, привлек ее к себе и обнял, но по­чувствовав, что она дрожит, спросил с испугом:

— Боже мой! Ты больна, дорогая моя?

— Нет, нет, я чувствую только слабость,— с трудом прошептала Валерия, и голова ее беспомощно упала на плечо князя.

Расстояние до их дома было небольшое, минуту спустя карета остановилась, и лакей отворил дверцы. Рауль выпрыгнул из экипажа и хотел сам помочь вы­йти своей молодой жене, но едва Валерия ступила на подножку, как ее глаза закрылись, и она упала бы без чувств на мостовую, если бы Рауль не поддержал ее. В страшном испуге, он поднял ее на руки и, приказав позвать скорей доктора, отнес в спальню и положил в постель. С помощью Марты и Элизы, уже приехавших со всеми вещами, он подал первую помощь жене, все еще находившейся в обмороке. Дрожащими руками он смачивал ей виски, растирал ее застывшие ноги и, на­конец, в отчаянии послал слугу сообщить Антуанетте о случившемся. Бледные и встревоженные Рудольф с женой явились почти в одно время с доктором, который объявил, что причина болезни — простуда, осложнившая­ся нервным расстройством, и что он не может сказать, какие будут еще последствия. Рауль был в отчаянии. Граф старался его успокоить и увел из спальни, под предлогом, что присутствие их может мешать Антуанетте привести в исполнение предписание доктора, в действи­тельности же потому, что когда Валерия открыла глаза, ее блуждающий лихорадочный взгляд заставил бояться бреда, который мог выдать мужу истинную причину бо­лезни. Но все сошло благополучнее, чем можно было ожидать. Благодаря действию прописанного лекарства, Валерия уснула и когда проснулась довольно поздно на другой день, то была уже в полном сознании и чувство­вала себя лишь разбитой от усталости. При виде Рау­ля, с тревогой склонившегося над ней, а он вместе с Антуанеттой провел ночь у ее постели, краска стыда выступила на ее щеках, она осознала как много виновата перед мужем, который любил ее такой чистой и предан­ною любовью. Под впечатлением этого упрека совести она обняла руками шею Рауля и привлекла его к себе.