Месть еврея

— Да, я начинаю думать, что ты права. Я сама тебя отвезу, побуду с тобой две недели, а в сентябре Рудольф приедет за тобой.

Успокоенная таким решением, Валерия приняла успо­коительные капли, а графиня, уложив ее, пошла к себе.

Пока беседовали приятельницы, из города вернулся Рудольф и занимался в кабинете, когда к нему вошла взволнованная жена.

— Что с тобой, дорогая? — спросил граф, целуя ее.— Я узндл от людей, что Валерия занемогла после прогулки. Серьезное что-нибудь?

— Нет, о здоровье ее не беспокойся. Но вообрази, что на этой злополучной прогулке она столкнулась с Мейером.

— Черт возьми! Надеюсь, что они не примирились,— с гримасой спросил граф.

— Чего ты, право, не выдумаешь. Совсем наоборот, он ее разобидел,— и она оживленно рассказала, что случилось. Но к ее глубокому удивлению Рудольф за­хохотал от души и долго не мог успокоиться.

— Экий дьявол! Он думает сломать упорство жен­щины, заставить ее стряхнуть ее равнодушие,— сказал он, успокоившись.— Бедная Валерия! Ха! Ха! Ха! Она — Далила! А Самсон с ума сходит от ревности с тех пор, как она овдовела. Оттого он такой и желчный, а бе­шенство свое изливает на полотне. Но успокой сестру: я поеду завтра же в Рюденгорф и устрою дело.

На следующий день около одиннадцати часов утра кабриолет графа Маркоша остановился у решетки Рюденгорфского парка. Рудольф вышел из экипажа, бросил вожжи груму и по тенистым аллеям пошел к дому. Вый­дя на лужайку перед домом, он увидел детей, игравших под надзором гувернера и гувернантки, и те побежали ему навстречу.

— Вы не привезли Жоржа?— огорченно спросил Эгон.

— Нет, мой милый, зато привез тебе от него при­глашение на завтра,— сказал Рудольф, ласково глядя на его шелковистую, кудрявую головку.— А что, папа дома?

— Да, приди вы раньше, то застали бы его здесь, он играл с нами в крокет, а теперь он в турецкой зале, рядом с мастерской.

— Спасибо, я его найду. До свидания, крошки.

Гуго лежал на шелковом диване с книгой в руках, но не читал. Устремив глаза в пространство, он предался мечтам, и в его памяти мелькал, как искусительное ви­дение, образ Валерии. Такой, какой он видел ее вчера. Эта встреча сильно поколебала его покорность судьбе и мнимое успокоение, которое поддерживало его до сих пор. Оставшись по уходе молодой женщины в лесном па­вильоне, он опустился на стул, только что оставленный ею, и в груди забушевала буря. Как хороша Валерия, более чем когда-либо он чувствовал себя ее рабом, его сердце и чувства — все принадлежало ей... и она была свободна! Эта мысль преследовала его, как адская на­смешка. Успокоясь несколько, он встал, утомленный, и направился в Рюденгорф, унося с собой картину, так раздразнившую княгиню.