Месть еврея

— Я не велела беспокоить Мейера и одна прошла проститься с маленькими ангелами. Они будто спят,— заключила Антуанетта, заливаясь слезами.

Валерия выпрямилась. Она была бела, как пеньюар, глаза были сухи.

— Благодарю тебя,— сказала она, пожимая руку подруге,— что ты пришла сама ко мне, чтобы я от посто­ронних не услышала об этом несчастье. Теперь вернись домой, где твое присутствие нужнее, а меня не бойся оставить. Мне лучше остаться одной и собраться с мыс­лями, так как у меня голова идет кругом.

- Потеря сына и другого ребенка Рауля, вместе с со­чувствием к горю, поразившему Гуго, все это разрази­лось как громовой удар, и грудь сдавило, но слез, кото­рые бы облегчили горе, не было.

Графиня с беспокойством взглянула на изменившиеся черты подруги и на неестественный блеск глаз, но не желала противоречить.

— До свиданья, дорогая. Да пошлет тебе господь мир душевный,— сказала на прощание она, целуя Ва­лерию.— Завтра утром я побываю у тебя, и мы обсу­дим, нельзя ли устроить, чтобы ты простилась с Эгоном.

По уходу графини Валерия в лихорадочном волнении долго ходила по своему будуару. Затем, мало-помалу, она успокоилась, легла на диван и задумалась. Понятно, ей хотелось взглянуть в последний раз на Эгона, отдать последний материнский поцелуй, которого всю жизнь был лишен похищенный ребенок, наконец, тайком покло­ниться и поплакать у его тела... Но как это сделать?

Ее размышления были потревожены появлением ма­ленького Рауля, прибежавшего звать мать к обеду. Ва­лерия страстно обняла свое сокровище, единственное ос­тавшееся ей в утешение, и осыпала его поцелуями. Нако­нец, градом хлынули спасительные слезы и облегчили ее.

Испуганный ее волнением, мальчик замолк и прижал­ся кудрявой головкой.

Несколько успокоенная, Валерия еще раз поцелова­ла сына и позвонила камеристке, приказав отнести в детскую уснувшего Рауля. Сказав, что обедать не будет, она снова легла на диван и задумалась.

Приход горничной, зажигавшей лампу в будуаре, вы­вел из раздумья Валерию. Она взглянула на часы, было почти девять, и она, спокойная и решительная, встала.

— Элиза! — обратилась она к камеристке,— могу ли я положиться на вашу преданность и скромность?

— Ах, княгиня, я одиннадцать лет служу вам, може­те ли вы сомневаться во мне?

— Нет я вам верю. Слушайте же меня. Дети бан­кира Вельдена утонули, и я бы хотела проститься с ни­ми, но так, чтобы меня никто не увидел. Проводите ме­ня до дома банкира и подождите у садовой калитки. Те­ла малюток, как предполагает графиня, лежат в боль­шом зале, возле террасы, следовательно, я могу прийти и уйти не замеченной.