Ужели мне быть менее великодушным, чем был мой соперник, особенно когда я убежден, что его глубокая, испытанная любовь служит порукой твоей будущности. Итак, моя милая, если случай столкнет тебя с этим человеком и ты увидишь, что чувство его не изменилось, не отталкивай его, он несчастлив в своем одиночестве, а нашему Эгону нужна мать. Если ты думаешь найти счастье с Гуго Мейером, то поступай как подскажет тебе сердце, моя дорогая, а я из пространства благословляю вас и стану за обоих молиться. Не бойся, что дух мой будет испытывать ревность, нет, я знаю, что ты сохранишь навсегда ту долю любви, какую питаешь ко мне, я не умру в твоем воспоминании, пока, наконец, все мы не встретимся в ином мире. Что касается предрассудков, сословных и общественных, я знаю, они не повлияют на твои соображения, так как истинное благородство — это благородство души, которое доказывают делами, а не случайностью рождения, наделяющей иногда дворянскими титулами людей с грубой плебейской натурой». Затем следовало уверение в любви, обращенное к Валерии, Раулю и Эгону, последнее прости к Рудольфу с женой и подпись. Сильное, быстро нарастающее по мере чтения волнение охватило Валерию, в голове ее роилось множество разнородных мыслей. Великодушие Рауля внушало ей восторженное благоговение, мысль о Гуго заставляла сильно биться сердце, а при воспоминании о страстном, хотя тотчас почти спрятанном взгляде, который она уловила в лесном павильоне, она вспыхнула. Неторопливый стук в дверь нарушил странное душевное состояние. Весьма недовольная помехой, она сложила прочитанное письмо, поцеловала его и спрятала за корсаж. — Отвори, это я! — послышался тревожный голос Антуанетты. Валерия с удивлением открыла дверь, но взглянув на бледное, изменившееся лицо графини, вскричала с испугом: — Что с тобой? Не случилось ли что с Рудольфом или детьми? — Ты не ошиблась, моя бедная Валерия, я действительно пришла сообщить тебе о несчастье,— отвечала графиня, стараясь говорить более спокойным голосом,— но не с моими детьми. Речь идет об Эгоне и Виоле. — Они больны? — Господь призвал их к себе! Валерия вскрикнула и бессильно опустилась в кресло. — Возможно ли? Может быть это ложный слух? Кто тебе сказал? — Рудольф. Он был у Вельдена и вернулся взволнованный. Княгиня откинулась на спинку кресла и обхватила руками голову. — Эгон, бедное дитя мое! Ум отказывается верить, как подумаешь, что еще в последнее воскресенье, жизнерадостный он приходил прощаться с нами перед отъездом в Рюденгорф... И Виола тоже погибла. Это ужасно. Но как это случилось? — 260 —
|