Месть еврея

— Рауль! — воскликнула Валерия вне себя.— Кля­нусь тебе спасением души моей, что я невиновна, что я никогда не принадлежала банкиру.

В этом крике прозвучала такая правда, что князь на минуту поколебался.

— Невиновна! — насмешливо сказал он.— Ты, кото­рая, позабыв чувство стыда и собственного достоинства, в подвенечном платье бегала в дом молодого человека, кото­рый был тебе уже чужим? Невиновна ты, которая через год после свадьбы носила медальон, где с одной стороны был портрет мужа, а с другой волосы и портрет любовника?

Он вынул из кармана злополучный медальон, от­крыл его и, положив возле портрета маленького Амедея, сказал:

— Судите сами об этом. Сличите эти два портрета, и у вас не останется никакого сомнения насчет происхож­дения маленького князя Орохая.

Старый граф побагровел, глаза его налились кровью, он бросился на дочь и так схватил ее за руку, что она упала на колени.

— Признайся в своей вине, негодная, опозорившая наше имя! — крикнул он, продолжая с ожесточением ее дергать.

— Не троньте ее! — сказал Рауль, бросаясь к жене, и оттолкнул руку графа, помогая Валерии встать. — Я один бы имел право мстить, но отказался от этого права. Моя дорогая мать, умирая, просила меня поща­дить жену и ребенка. Из уважения к этой предсмерт­ной просьбе, а также для ограждения чести моего и вашего имени я буду молчать, не разойдусь с Вале­рией. Но я не могу жить с ней, между нами разверзлась пропасть; мир и доверие убиты навсегда. Сегодня я был у командира и подал в отставку. Через неделю, думаю, мне можно будет уехать под предлогом путе­шествия, ребенок же останется при матери, и...

Валерия, бледная, чуть живая, безмолвно слушала его; но при последних словах она схватила руку князя и голосом, проникнутым глубоким чувством правоты, проговорила:

— Ах, Рауль, если бы ты знал, как несправедлив ко мне. Вся моя вина в том, что я носила этот медаль­он, но я полагала, что Мейер умер, когда дала в Неа­поле вставить его портрет в медальон, который ты мне подарил, а потом не знала как его вынуть. Давно уже сердце мое не принадлежит ему и воспоминание о нем для меня — тяжелый сон. Сходство ребенка с ним не­понятная злая случайность, так как я всегда была верна тебе. И если есть правда у Бога, то невиновность моя бу­дет доказана, и тогда ты поймешь, что совершил пре­ступление, не признав ребенка за своего сына. Клянусь тебе еще... — Она не договорила, порывисто прижала к сердцу руку, голова ее запрокинулась. Она упала бы на пол, если бы Рауль не подхватил ее.