Месть еврея

Едва высокая худощавая фигура скрылась в конце аллеи, она взяла руку сына и привлекла его к себе.

— Сядь здесь, у моих ног,— нежно сказала она,— и поговорим откровенно, как было, когда ты был ребенком и приходил поверять мне, своему единственному дру­гу, все свои радости и печали.

Рауль прижал к губам худую, прозрачную руку ма­тери.

— Да, дорогая моя, я пришел, чтобы открыть тебе мою душу, поведать тебе о моих заблуждениях и моей печали. Я очень изменился с тех пор, как женат, и уже не тот добрый, невинный мальчик, таким ты меня вос­питала. Я наделал много дурного, я так несчастлив.

Голос его оборвался, и он опустил голову на колени матери. Она ласково откинула рукой его шелковистые волосы, и, целуя его лоб, со вздохом сказала:

— Я давно заметила, что глаза твои не светятся

счастьем. Я боюсь, что может в слепом увлечении, же­лая во что бы то ни стало составить твое счастье, я уте­шила печаль и тем лишила тебя возможности быть сча­стливым в зрелом возрасте.

— Дорогая матушка, не упрекай себя ни в чем! Я знаю, что у тебя была одна цель — мое счастье. Но теперь ты должна сказать мне правду, знала ли ты, что Валерия меня не любит и что сердце ее принадлежало другому. Мне необходимо знать истину, мне необходи­мы твои советы, чтобы привести в порядок хаос, господ­ствующий в моей душе и не дающий мне покоя.

— Да, теперь я сознаю, какая дерзость со стороны человека воображать, что при его слепоте, при всей ог­раниченности он может подчинить себе обстоятельства своим истинным желаниям. Твоя болезнь тогда, дорогой мой, и страх потерять тебя сводили меня с ума. Доктор объявил, что реакция, вызванная радостью, только и может тебя спасти. Поэтому-то я и добилась привести невесту к твоему изголовью.

В коротких словах, но ничего не пропуская, сообщи­ла она ему все предшествующие его женитьбе события, но когда она в своем рассказе дошла до случая в день свадьбы, когда Рудольф едва успел спасти свою сестру от смерти, вытащив ее из пруда (в чем ей повинилась Антуанетта), Рауль вспыхнул.

— О! — воскликнул он, дрожа от негодования.— Ес­ли бы я знал, что она становилась рядом со мной пе­ред алтарем, только что вырвавшись из объятий своего возлюбленного, я оттолкнул бы ее руку. Ничто не оста­новило бы меня! Она побоялась огласки, но у нее доста­точно смелости обмануть мое доверие и посрамить мою честь.

— Ты увлекаешься, друг мой! Романтическая нату­ра Валерии толкнула ее на этот роковой шаг. Она хо­тела оправдаться перед человеком, которого она поки­нула и считала погибшим из-за любви к ней, но никог­да не могла она дойти до того, чтобы изменить тебе. Я считаю ее неспособной унизиться до такой степени, чтобы завести любовника.