— В уме ли ты, Рауль, что так обращаешься с ребенком?— сказала она, успокаивая Амедея и покрывая его поцелуями. Раздражение, которое князь с таким трудом сдерживал, вырвалось, наконец, наружу. — Мне противно,— сухо сказал он,— вместо сходства с тобой или со мной в лице моего сына видеть черты еврея Мейера. Может быть, тебе более, чем мне, известны причины этой возмутительной случайности, которая дает повод к очень странным предположениям. Валерия на минуту онемела, затем встала, бледная как ее батистовый пеньюар, и большие синие глаза ее мгновенно потемнели от гнева. — Какие у тебя доказательства,— проговорила она дрожащим голосом,— чтобы оправдать такое подлое оскорбление? При виде этого страшного негодования доброе великодушное сердце Рауля взяло верх; он тотчас же раскаялся в том, что позволил себе так незаслуженно, быть может, обидеть жену. — Прости меня, Валерия,— вымолвил он, поспешно подходя к ней,— моя... Он не мог продолжать, так как в соседней комнате послышался голос Антуанетты, и графиня Маркош вошла на балкон со своим старшим сыном. — Здравствуй, Антуанетта, что так рано? — сказал Рауль. Валерия стояла неподвижно, молча глотая слезы. Графиня тотчас же заметила, что между ними произошло что-то, но не показала этого и спокойно ответила: — Я пришла посоветоваться с Валерией, я хочу похитить ее у тебя на полчаса. Но не успели молодые женщины уйти с балкона, как вошел лакей и, подавая Раулю несколько писем, сказал: — Какой-то неизвестный покорнейше просит вашу светлость принять его по важному делу. — Кто это может быть? И что ему от меня надо? — спросил с нетерпением Рауль. — Он назвал себя Гильбертом. Я думаю, что один из погорельцев сегодняшнего пожара пришел, должно быть, просить помощи, так как всем известна благотворительность вашей милости. При имени Гильберта князь несколько покраснел. — Проведите этого человека ко мне в кабинет, я сейчас приду. Что за пожар, о котором вы говорили? — Сегодня ночью, ваша милость, загорелся дом банкира Мейера, барона Вельдена. Страшный, говорят, был пожар, сам владелец и его жена погибли в пламени. Пораженный Рауль отпустил лакея, но в то же мгновение услышал за собой восклицание Антуанетты и, бросившись к ней, увидел жену, лежащую в кресле. — Вероятно, смерть Мейера так сильно подействовала на Валерию,— сказал Рауль, вспыхнув.— Скажи ей, Антуанетта, когда она придет в себя, что теперешний обморок при известии о несчастье, постигшем ее бывшего жениха, есть одно из доказательств, которых она у меня требовала. — 143 —
|