|
Гость, значительно разморенный обильными яствами и наливкою, пребывал к тому моменту в столь ленивом состоянии, что удосужился лишь вопросительно поднять бровь. Однако, Розова понимающе отнеслась к его несколько легкомысленному состоянию, и продолжала: «А представляет собою этот самый здравый смысл ничто иное, как набор специально сфабрикованных убеждений о природе человека и мира, настолько крепко с самого рождения впечатанных в мозги населения власть придержащими, что сама реальность, данная им, так сказать, в ощущениях, буквально под эти самые убеждения и подстраивается, образуя, как говорят радиотехники, петлю положительной обратной связи. Именно поэтому очень и очень многое мы привыкли воспринимать не критически, а за те убеждения, коими нас удалось окончательно зазомбировать, мы подчас готовы несогласному даже глотку порвать, уж извините за выражение». Лебедько, употребивши все силы свои дабы не закемарить от переполняющего его чувства сытости и благодушия, всё же вымолвил: «Как же спастись от подобного наваждения?» Вероника Павловна, видимо, ждала такого рода вопрос: «Подлинная цель всякой настоящей философии, начиная от герметизма, и заканчивая теми идеями, которыми её обогатили Ницше, Хайдеггер, Лакан, Дерида, Делёз, и так до нашего современника Славоя Жижека, состоит в поиске даже не столько истины или блага, как это было у Платона, сколько в попытке освобождения человека от всех и всяческих догм и стереотипов, насаждаемых с седой древности теми, в чьих руках находилась власть. К великому сожалению, мало кто сегодня понимает, что философская мысль со здравым смыслом, как раз таки, не имеет ничего общего. Более того, задачей философской мысли является опровержение бытового смысла воззрений. И вот пример, который вам, несомненно, будет понятен, ибо я в свою очередь наслышана, что вы прошли некоторую подготовку у Алексея Всеволодовича Закаулова». Услышав фамилию Закаулова, гость предпринял ещё одну попытку борьбы с обволакивающей его дрёмой, и деловито откашлялся, показавши тем самым, что, мол, «как же, не извольте сомневаться, подготовку прошёл». Розова продолжала: «Взять, например, такую категорию, как Желание. Желание субъекта — это то, что субъектом никогда не бывает узнано. Речь, как вы понимаете, идёт не о желании в его бытовом значении, не о хотениях и намерениях. Желание — это то, что человеку никак не удаётся признать. Желание — это то, что постоянно человеком движет, но, тем не менее, в его сознании никакого представительства не получает. А ежели ему удаётся каким-то манером в сознание прорваться, то оно тут же оказывается отброшенным на ещё более дальние позиции, ибо признание его вызывает у человека вопиющий дикий стыд. Вам, конечно, известно, что ежели вы обращаетесь к психологу, то он полагает, что вы в состоянии свой запрос поименовать. Психолог полагает, что существует измерение нормы, до которого вас можно довести, раз вы имели несчастье от него уклониться. Иными словами, коли вы излагаете проблему психологу, он совершенно наивно натурально работает именно с ней, то есть с тем, что поименовано. В философии же всё состоит совершенно иначе: что бы вы не говорили, ставится философски подкованным психоаналитиком под сомнение. Он даже не пытается буквально выслушать то, что вы хотите сказать, напротив, цель его — разглядеть за переливами вашей речи как раз то, что и отсылает к измерению Желания, то, что в вашей речи не сказалось внятно, то, что оказывается упущено... а почему? А потому, что ваша проблема только в том и состоит, что об этом-то вы говорить не в состоянии». — 77 —
|