|
Владислав Евгеньевич, признаться, совершенно смутился, услыхав такой оборот сюжетной линии. Более всего нашего героя тревожил вопрос, какое, собственно, ему отводится во всём этом спектакле место, и зачем все его визави с разных концов подводили к одному и тому же. Сие путешественник никак вобрать в свою голову не мог, сколько ни тужился. Язык чесался, норовя тотчас же спросить Муромцева именно об этом, и только употребив всю свою волю, Лебедько решил попридержать сей вопрос до конца беседы. Старик же продолжал: «Вот я и буду потихоньку вести дело к развязке, однако же, запаситесь терпением, ибо времени нам потребуется немало, да и после моего разъяснения вам потребуется встретиться ещё с несколькими людьми, дабы уяснить все детали и тонкости. Так на чём я там, бишь, остановился?», - «Сколько я помню, вы начали с того, что когда греческая цивилизация коснулась римской, произошло нечто непоправимое, результатом чего стало погружение мира в пучину страха». Муромцев кивнул: «Ну, так вот, начнём с вопросов достаточно частных. Знаете ли вы, чем римская любовь отличается от греческой?», - «Не имел чести сколько-нибудь исследовать этот пикантный вопрос», - «Вот вам основные черты римской любви: оргия, словесная непристойность, соседствующая с целомудрием матроны-покровительницы рода, а также покорность рабов. Римская сексуальная мораль была чрезвычайно жёсткой, уставной и особенно активной у мужчин. Римляне выказывали чрезвычайно категоричные нравы: содомия считалась добродетелью, а вот пассивность была крайне непристойною. Запрет на постыдную пассивность распространялся в Риме на всех свободных граждан любого возраста. В Греции же подобный запрет касался граждан лишь с того момента, как у них начинала расти борода, а безбородые мальчики считались пассивными и женоподобными, что было нормой. В Риме мужчина был целомудренным только в том случае, если он всегда был в сексуальном смысле только активным. Активность — вот добродетель свободного человека. Юноши были неприкосновенными — вот, что римляне противопоставили инициации ритуальным анальным сексом молодых людей взрослыми, которую утвердил греческий полис. Заметьте себе, любезный друг, что сознание греха или хотя бы виновности никогда не омрачало и не осложняло сексуальные отношения древних, какую бы форму они ни принимали. Но в Риме их подавляет страх перед потерей статуса. Пуританство затрагивает только мужественность, но отнюдь не сексуальность. Любовный акт всегда предпочтительнее воздержания, но ценность его полностью зависит от статуса объекта, утоляющего желание — это может быть матрона, куртизанка, гражданин, вольноотпущенник, раб». — 122 —
|