Гражданин двух планет

В следующее мгновение я заметил, что лица лотиниан приобрели мертвенно-бледный, бескровный оттенок, какой бывает у умерших людей. Но их бледность стала понятной, когда мои глаза обратились к стоящему в центре треножнику. Взгляд каждого брата был неотрывно устремлен на небольшой шар голубого пламени, появившийся там. Я отметил также, что свечение воздуха уменьшилось и теперь свет от голубого шара отбрасывал тени. Хотя по размеру шар был не больше лесного ореха, интенсивность его излучения превосходила огненное сияние воздуха. Свет был в высший степени красив, но не ослепителен, а скорее холоден, и не раздражал глаз. Очевидно, это было то же самое положительное пламя Жизни Природы, которым, показывая его мне, Куонг окружал себя. Оно дрожало и трепетало, похожее на шарик расплавленного, кипящего металла.

Воцарилась такая глубокая тишина, что не слышно было даже дыхания. Я бросил быстрый взгляд на братьев. Если бы не блеск глаз, устремленных на голубой свет, каждый из них мог бы показаться совершенным, но безжизненным подобием человеческого существа. Я снова посмотрел на то, что привлекало всеобщее внимание: шар рос и, став уже шести дюймов в диаметре, сиял торжественной красотой. Никакого физического человеческого участия в его создании я не заметил и понял, что он сотворен торжеством разума над материей - оккультным знанием, многочисленные проявления которого мне уже неоднократно довелось наблюдать. Все здесь было для меня новым и волшебным, но я знал, что это - не чудо, хотя и является магией.

«Что же такое магия?» - спросишь ты, читатель. Магия есть знание законов, какие невозможно понять с помощью обычных физических эк­спериментов, так как проявления этих законов лежат, в основном, выше физической сферы и несколько ниже ментальных или психических про­цессов, которые они в значительной степени напоминают.

Чем дольше я наблюдал за голубым шаром, тем теснее сливался с ментальным состоянием сидевших рядом лотиниан. И не задавался воп­росом, какими должны быть размеры и в чем назначение этого светяще­гося шара, а просто смотрел на него с чувством совершенного знания и о его конечном размере, и о назначении. И это чувство не возбуждало в моем уме цепи беспокойных предположений. Я не думал ни о чем, абсо­лютно ни о чем - ни о завтрашнем дне, ни о следующем мгновении.

Мой многоумный друг, попробуй сделать это однажды: попытайся не думать ни о чем, так, чтобы у тебя не возникало ни одной мысли, даже мысли о том, что сейчас ты не думаешь. Сомневаюсь, что тебе удастся быстро достичь такого состояния ума. Но если, к счастью, это получится, то ты запомнишь до конца отмеренных тебе дней жизни на Земле, сколь велики покой и мир, сколь совершенна радость, которые ты ощущал, даже не думая о них в тот момент. Если бы тебе удалось достичь такого состо­яния и удержать его в течение получаса, то на это время ты стал бы яс­новидящим и яснослышащим, смог бы видеть и слышать на расстоянии многих земных лиг и узнавать будущее так, что пророчество, данное то­бой, сбылось бы до мелочи, хотя бы ему и предстояло свершиться через много лет или веков. Тогда бы ты сам испытал то, что испытывали лотиниане: перед ними было единое Настоящее и во всех направлениях от него простиралась область их познания.