Эссе

конечно, они были сильнее нас, они могли, не получая от нас добровольного

повиновения, принуждать нас и надавать нам колотушек. о разве это было

настоящее превосходство? Разве любой бык, любой слон не был сильнее, чем

этот взрослый? Но они держали власть в своих руках, они повелевали, их мир,

их мода считались правильными. Однако самым странным и почти что жутким

было для меня то, что при этом многие взрослые, как кажется, завидовали

детям. Иногда они могли высказать это с наивной откровенностью, например,

сказать вздохнув: "Да, вам-то, детки, пока хорошо живется!" Если это не

было притворством - а притворством это все-таки не было, временами я ощущал

в подобных заявлениях искренность, - значит, взрослые, эти властители, эти

полные важности повелители, ничуть не счастливее, чем мы, обязанные им

повиновением и почтением. В одном нотном альбоме, по которому меня учили,

была записана песня с таким поразительным припевом: "Какое блаженство -

дитятею быть!" Тут была какая-то тайна. Существовало нечто, что имели мы,

дети, и чего недоставало взрослым, они были не просто больше и сильнее, в

определенном отношении они были беднее, чем мы! И они, которым мы так часто

завидовали за их длинный рост, за их важность, за их кажущуюся свободу и

уверенность, за их бороды и брюки, - они временами завидовали, даже в

песнях, которые пели, нам, маленьким!

Что ж, до поры до времени я был счастлив наперекор всему. На свете было

немало такого, что я охотно изменил бы, будь на то моя воля, особенно в

школе; и все-таки я был счастлив. Меня, правда, с разных сторон увещевали и

наставляли, что человек совершает свой путь земной не просто для своего

удовольствия, что истинное счастье доступно только в ином мире и лишь тому,

кто выдержал испытания, - это вытекало из многих стихов и афоризмов,

которые я учил и порой находил прекрасными и трогательными. Однако такие

вещи, сильно занимавшие моего отца, мной переживались не особенно остро, и

когда мне было плохо, когда я болел или терзался неосуществленными

желаниями, или ссорился с родителями, я редко искал прибежища у Бога, но

шел окольными путями и выходил снова на свет. Когда обычные игры теряли

прелесть, когда железная дорога, игрушечный магазин и книжка со сказками

становились затрепанными и скучными, как раз тогда мне приходили на ум

самые чудесные новые игры. А когда не оставалось ничего другого, как

вечером в постели закрыть глаза и забыться в созерцании сказочного зрелища

являвшихся передо мной цветных кругов, - о, как разгоралось во мне сызнова