Фактически говорится: «Так научимся же тому, чтобы замедлять это ухудшение, поелику возможно. Открыватели Нового? Новое — это хорошо забытое Старое. Новое — это ухудшенное Старое. Улучшить мир с помощью Нового нельзя. А вот ухудшить не только можно, но и… Нельзя не ухудшать мир новизной! Она на то и новизна, чтобы его ухудшать. Если хотим, чтобы мир ухудшался помедленнее, его нужно надежно оградить от Нового. И — от Времени, этого безжалостного, неумолимого ухудшителя». Конечно же, у каждого свой Платон. Но если Платона надо использовать инструментально — для борьбы с большевизмом и его предтечами, — то веер толкований великой философии Платона резко сворачивается. И остается некая, вполне небезопасная назидательность: «Люди, бойтесь исторических бурь! Я их пережил и осознал, что дело это исключительно скверное и бессмысленное». Платон не мог бороться с хилиазмом. Равно как и с заморочками Хрущева по поводу кукурузы. Ну, не было при нем хилиазма и Хрущева! Возник же хилиазм через тысячу лет после смерти уважаемого наставника. Сделать Платона инструментом борьбы с хилиазмом можно только опираясь на то, с чем Платон реально боролся. Однако Платон не только боролся. Он истину, прежде всего, искал. Но борцам с хилиазмом нужен не Платон — искатель истины, а Платон — борец. Такой Платон есть! Его не надо выдумывать. Как есть Маркс-ученый и Маркс-борец, так и с Платоном. Только «с точностью до наоборот». Платон боролся не с хилиазмом, а с разрушением патриархального порядка вещей под воздействием новых веяний, маркируемых, кстати, в числе прочего и самим появлением олимпийского пантеона. Платон не был банальным защитником греческого прошлого. Он не к Кроносу апеллировал. Он науку в египетских храмах постигал, науку того, как сдерживать исчерпание. Вы живете в мире Старого, он вас устраивает, этот устоявшийся мир. Потом — бац! — это чертово Новое… Тупой человек скажет — заговор. А гений? Гений будет искать источник напасти в самой природе вещей. И лекарство он там же будет искать. Лекарством и впрямь стала теория. Платон понял, что в борьбе с такой напастью мифа уже категорически недостаточно. И — вот ведь масштаб какой! — сумел, отстаивая то, что базировалось на мифе, выйти в новое, постмифическое интеллектуальное пространство и ввести туда человечество. Гений Платона шлифовался в египетских храмах. Он дышал воздухом Атлантиды… Мол, греки — дети… А ведь каких только в мире не было катастроф! Так говорили Платону египетские жрецы. А он осваивал, перерабатывал, выходил на новые, немыслимые для жрецов обобщения. Гений Платона сумел выработать рецепты экономного обращения со смыслом в условиях исчерпания Старого и ради недопущения Нового. — 295 —
|