Не упрямый я, мама. Мне тоже хотелось повидаться с вами, со всеми близкими… может, в последний раз… Простите меня, мать и отец. Я знаю, как горько и обидно будет вам, что не попрощались даже. Но я не мог пригласить вас. Не хотел, чтобы вы знали, какими были мои последние дни дома. Вам будет горько. А если бы знали всю правду — было бы во сто крат горше. А теперь вы знаете, что хоть дома у меня все было хорошо… Простите меня. А Дина уверена, что я никому ничего не скажу… Значит, она знает меня. А я ее не знал… Для меня операция стала уже столь привычным делом, что иду в операционную как на работу, правда, работу трудную, сопряженную со смертельным риском, но необходимую. Операция длилась четыре часа. Просыпаюсь от того, что руку сдавила манжетка тонометра. Слышу голос Ариана Павловича: — Опять шестьдесят на сорок пять, — и с ожесточением добавляет: — Никак, ну никак не могу поднять давление. «Никуда ты, Арианчик, не денешься», — думаю про себя и снова куда-то проваливаюсь. В следующий раз Ариан Павлович ничего не говорит, только тяжело вздыхает. Значит, пока без изменений. Но меня это почему-то нисколько не волнует, будто мое давление — сугубо личный интерес Ариана Павловича. И только под утро, очнувшись, слышу облегченный вздох хирурга: — Ну, кажется, поехали: шестьдесят пять на пятьдесят. А я мысленно говорю ему: «Вот видишь. А ты боялся». Когда у меня становится достаточно сил, чтобы оглядеться, вижу на тумбочке в банке с водой две веточки тополя. «Кто бы это?..» Загадка раскрылась, когда в палату вошла санитарка тетя Клава: — Шла сегодня на работу, — говорит она, — и сломила пару веточек. Дай, думаю, поставлю на тумбочку Макару Ивановичу, может, распустит листочки — все ему веселее будет. — Спасибо, Клавдия Ивановна. 8 Перестал принимать искусственные гормоны. Самовольно. Чтобы посмотреть, что из этого получится. Так прошла неделя. Хирург на минуту забегает в палату. — Ариан Павлович, у меня к вам дело. — Ну, какое еще дело? Ему сейчас некогда, он куда-то спешит. Но когда он не спешит? Даже, бывает, сделает операцию, а зашивать поручает ассистентам — уже опаздывает на ученый совет. — Неделю не принимаю таблеток — и прибавил в весе. Если бы я вдруг закукарекал, хирург не так бы поразился. Теперь он уже никуда не спешит. Он садится на кровать, наклоняет голову и трет пальцами крутой шишкастый лоб. — Загадка природы… Целую неделю, говоришь, не принимал преднизолон? — 74 —
|