Поднимаемся по лестнице. Я часто останавливаюсь. Осталось две ступеньки. Но у меня больше нет сил. Сергей стоит рядом и молча смотрит на меня. А меня словно насквозь пронизывает стальная спица, из глаз помимо воли выжимается слеза… Плохо помню, как все же взобрался на лестничную площадку и навалился грудью на перила. Еще на одну ступеньку выше я бы не смог подняться. 5 Вечером прошу Дину вызвать «скорую помощь». По звукам определяю, что происходит вокруг. Будто вижу, как Дина красит ресницы… пудрится… красит губы… Она и раньше не выходила из дому, пока не уложит каждый волосок прически, а в последнее время внешности уделяет еще больше внимания. Застучали составляемые на место баночки, флакончики, футлярчики. Идет в коридор, надевает шапку… сокрушенно вздыхает: как ни наденет — все не так. Наконец неторопливым шагом направляется к двери. Щелкает замок, дверь отворяется, хлопает. Проходит много времени, а Дина не возвращается. Может, никак не дозвонится?.. Мне уже невмоготу. Может, холодный компресс поможет? Встаю, отворяю дверь в коридор… а на тумбочке трюмо сидит Дина, в пальто, дремлет… Она начинает оправдываться: — Присела и задремала. Устала очень, — Дина уже привыкла лгать. Да и не видно было, чтобы она очень смутилась. Весь ее вид говорит: «Не пошла — и все. И ты ничего со мной не сделаешь». «Зачем тогда нужна была эта комедия с хлопаньем дверью? Сказала бы: «Не пойду — и все», — подумал я, но не проронил ни слова, только посмотрел в глаза. А я-то, глупец, готов был размозжить свой лоб о лоб электрички, если не прооперируют, чтобы развязать ей руки… Нет, не стоишь ты этого. Как приехал домой, от нее не то что теплого слова — просто человеческого взгляда не видел. А что будет, если слягу, что и встать не смогу? Почему раньше так верил в нее? Оглядываюсь в прошлое и не вижу ничего такого в ее поступках, что могло бы служить основанием для подобной веры. Хотя, собственно, не было и ничего такого, что давало бы повод не верить. И лишь моя болезнь оказалась для нее той пробой, когда становится просто невозможно не проявить самую сущность свою. Недаром говорится, друзья познаются в беде! И вдруг я понял! Я так верил в Дину потому, что очень хотел верить в нее. Я не мог не верить в друга. Все мы в какой-то мере судим о людях по себе. Разве такой уж большой грех — поверить в друга? Выходит, большой, раз расплата такая жестокая. И чем больше верим, тем тяжелее похмелье. Но себе я не изменю. Пусть не раз еще ошибусь, но верил в друзей и буду верить. — 69 —
|