|
12 октября. Пятница, утром На прошлой неделе я получил от Вл. Шибаева письмо с сообщением, что он выслал мускус. И только что, в понедельник, пришло письмо Е.И. Столь трогательно, что она не забывает меня. Я так мало могу делать для Общества, всё ведь делает Стуре один. И всё же она временами меня помнит. Достоин ли я этого? С каким светлым чувством я брал в руки письмо! Она спрашивает, каковы мысли членов Общества об известном месте в «Чаше Востока» о Боге, просит, чтобы я рассказал ей о всех недоразумениях и переживаниях. Она шлёт мне часть рукописей второго тома «Мира Огненного», шлёт одновременно и Стуре, и просит, чтобы я запросил у него начало. В конце она даёт подробные указания о применении мускуса и соды. Это будет большим подспорьем мне и моему другу, ибо после напряжённого труда и забот часто ощущаю исчерпанность сил, а особенно это бывает с моим другом. Неделю я просматривал очерки, в понедельник сдал Грину для ознакомления. Вскоре получил их обратно, придётся ещё поработать, хотя времени больше нет. Вчера получил первый лист корректуры антологии, который вызвал изумление: не было введения! Я знал, что уже раньше Грин был против него, ибо будто бы его не понимает. Я тут же поспешил к нему, был и у Раппы, спорили мы долго. Раппа был на моей стороне, назвал Грина рационалистом. В конце концов я решил писать – прелюдию в стихах. Раппа опять недоволен, что я не поместил первым какое-то стихотворение Бригадере, вместо того, которое помещено теперь и которое он недопонимает и считает пессимистичным. Поэзия Раппы слаба, неясна. Так во всём надо ломать голову, притом только потому, что издатель не я сам. На доклад времени осталось только три дня, работал до изнеможения, но получилось всё же хорошо! Практические идеи подавала Элла. Ей тоже Стуре поручил доклад, но так как официально сообщили поздно, то Стуре согласился, что пишу я. Вчера в связи с этим получилось небольшое недоразумение. Читала Элла, Стуре объявил, что доклад её самой. Элла подошла к нему и тихо сказала, что это мой доклад. Однако Стуре ничего не ответил, после завершения доклада даже пожелал ей счастья. Конечно, мне и Элле совершенно безразлично, под чьим именем этот доклад считается. Но Элла некоторым уже ранее сообщила, что это будет мой доклад. Конечно, ей теперь неудобно. Читая доклад, она ничего не сказала, так как боялась поправлять Стуре. Теперь у неё всю ночь болело сердце. Я успокаивал, что всё пустяки. Не понимаю, какие побуждения руководили Стуре? Быть может, то, что он никогда себя не поправляет? — 91 —
|