|
Сняв шкурку цветной обложки, первый и самый мощный «мышечный пласт», который мы увидим в этом материале, – это простая серость, в которой лично расписался автор своим «латинским экзерсисом». «Серость» в прекрасном состоянии, она пафосна и многословна. Понятно, что «рыцаремания», помимо романтизма, отчасти питается невозможностью работать с реальными историческими первоисточниками и основана лишь на повторениях чужих глупостей. В действительности, как явствует из текстов, из общего смысла книги и из списка использованной литературы, – и нашему автору недоступны и неизвестны те первоисточники, которые вынудили бы его отказаться от милой роли простого попугая. (Мы, правда, помним, что это попугайство имеет и более глубокие, сердечные причины и при разборе будем предельно деликатны, понимая, что имеем дело с «чувствами» и что несколько освеженный банею автор гарантированно сейчас читает эти строки, до слез умиляясь дружелюбию и такту рецензента.) Итак, первый пласт (обыкновенная серость) снят – и под ним, в нашем препарационном материале мы видим еще более любопытные детали, сразу и безошибочно объясняющие главную причину «рыцаремании». Это – полное, катастрофическое отсутствие каких‑либо знаний или представлений о лошади. Впрочем, подозревая об этой своей особенности, Сергей Полуэктович так хитро строит текст, что главное действующее лицо т. н. конницы, то есть непосредственно лошадь – практически и не упоминается. Создается приятное ощущение, что рыцари, в основном, катались друг на друге. Но до конца придерживаться этой хитроумной тактики автору не удается, и в главе четвертой он вынужден обнажить истинные свои представления и познания в этом вопросе. Именно эти фрагменты и есть ключ и ко всей книге, и к разгадке великой любви автора. Итак, извините, цитата: «Основной особенностью европейского рыцарского коня был его пол . Боевой конь потому так и назывался, что был именно конем, жеребцом. Жеребец больше размером, чем лошадь , он менее возбудим, более склонен идти на принцип, то есть многое воспринимал как личное» (стр. 355). Восхитительный бред. Сплошное очарование. Невероятная глубина знаний. Но, к сожалению, отсутствует понимание и знание такой простейшей вещи, что конь и жеребец – это диаметрально противоположные понятия. «Конь» – это мерин, кастрат, существо, подвергшееся удалению тестикулов для радикального изменения его характера, которые возникают в результате наступившей «бесполости». Синонимация понятий «жеребец» и «конь» равняется уравнению терминов «кастрат» и «производитель» и позволяет понять, что в некоторых случаях, бывает, автору, действительно уже незачем любить кого‑либо, кроме загадочного Карла Куницина, скончавшегося почти четырнадцать столетий назад (от Карл Martellus). Впрочем, это настолько общее место, что упоминать об этом даже как‑то и неудобно. — 141 —
|