Наконец пыль немного рассеялась, и кавалерия немедленно начала прохождение на рысях и в галопе, чтобы поднять ее заново. Шедшие первыми кавалергарды еще блеснули своими кирасами, но конногвардейцы, кирасиры, гвардейские драгуны во главе с великим князем Борисом Владимировичем промелькнули в пылище как тени. В конце концов легкий ветерок приволок эту пыль к трибунам. Государь неожиданно чихнул, почему и был вынужден спешиться и скрыться в помещении Царского павильона еще до окончания парада. Впрочем, его любимые войска, а главное, записанные в них многочисленные родственники, уже продемонстрировали свою мощь и силу, и глотать пыль ради замыкающего парад сборного полка московского гарнизона не имело никакого смысла. Ни политического, ни тем более семейного. Впереди сводного московского полка рысил бравый полуэскадрон под командой капитана Николая Олексина. Но в густой пыли ни он никого не разглядел, ни его никто не увидел. Но, как позже выяснилось, для того чтобы быть замеченным, вовсе не обязательно, чтобы ты что-то разглядел или тебя кто-то увидел. Затем был дан обед для московских сословных представителей, после которого генерал Федор Олексин заехал к Хомяковым. – Попрощаться, – пояснил он. – Отъезжаю сегодня же вослед за государем. – Вот как? – Варвара подняла брови. – Я полагала, что ты уедешь во вторник. – Служба, Варенька, служба, – вздохнул Федор Иванович. – Да и загостился я в первопрестольной. – Во вторник – годовщина смерти нашей матушки. Двадцать лет, Федор. И приедут все, кто об этом не позабыл. – Я помню, – с некоторой досадой сказал генерал. – Но служба есть служба. Как там Надежда? – Все еще – там. Варя ответила сухо, и Федор Иванович сразу заторопился: – К сожалению, я не смогу дождаться Романа Трифоновича, кланяйся ему. И братьям – мой поклон. И… Наденьку целуй. – Благодарю. Ты очень любезен. – Да, чуть не позабыл. – Генерал усмехнулся не без некоторого самодовольства. – Николая поздравь. – С чем же? – С орденом святого Владимира IV степени. Рескрипт о сем уже подписан государем. И наскоро облобызав сестру в обе щеки, вышел с несколько излишней поспешностью. В десять часов тридцать минут вечера того же дня государь и государыня изволили отбыть из Москвы в село Ильинское… Глава двенадцатая128-го мая, во вторник, исполнялось ровно двадцать лет со дня кончины матушки Анны Тихоновны. Много лет по традиции семья собиралась в Высоком, но с бегством Леночки и утратой Иваном «собственного лица», как однажды в сердцах выразился Федор, место поминания было изменено. Все обычно приезжали в Москву, к Хомяковым, заказывали панихиду, поминали, а на следующий день выезжали в Смоленск и уж оттуда – к родным могилам под белыми мраморными крестами. Не все, разумеется, поскольку многие уже служили, но старались все, кто мог. — 366 —
|