Казино Москва

– Зачем вам нужны все эти мудреные компьютеры? – позже спросил я у Василенко, полагая, что для подсчета таких ничтожных сумм вполне бы сгодились и обычные конторские счеты.

– О-о, – беззаботно ответил он, – их подарило нам французское правительство!

Нечто подобное происходило на всех биржах Восточной Европы в начале их деятельности. Я помню, когда в 1991 году в Польше открылась первая биржа, на верхнем этаже резиденции Центрального Комитета Коммунистической партии, – по иронии судьбы. Тогда поляки тоже начали с малого – со списка из шести предприятий при двухчасовой работе в неделю. Однако уже к 1993 году вокруг биржи сгруппировались банки и брокерские конторы с толпами людей. Рыночное безумие было столь велико, что люди платили пенсионерам и студентам за то, чтобы они стояли в очередях вместо них, чтобы купить акции, а не хлеб. Никто тогда не понимал механизмов рынка, не знал ключей к разгадке соотношения между ценой акции и возможностью на ней заработать. Средний поляк знал только то, что его сосед обзавелся новым «фиатом» за счет прибыли, полученной на приобретенные акции, и тоже хотел купить себе машину. В результате индекс Варшавской фондовой биржи, или, как его стали потом именовать, ВИГ, вырос в тот год более чем на тысячу процентов, что можно было объяснить лишь игровой лихорадкой в стране. Такая величина индекса стала мировым рекордом среди всех работающих рынков.

К 1995 году западные представители вошли в дело, и биржа даже хвасталась тем, что ее реестры насчитывали свыше ста наименований, с максимальным ежедневным объемом сделок в сотню миллионов долларов. Более того, Варшавская биржа предложила использовать такие новые финансовые инструменты, как дериваты, опционы и гарантии. Конечно же, в то время я не был в курсе дела. Зарплата новичка, внештатного корреспондента, оставляла слишком мало свободных денег, чтобы вести какие-либо игры на рынке, и, кстати, основные состояния тогда уже были сколочены другими.

Это было кратковременное окно возможностей, тот самый быстропроходящий момент, когда время и место сошлись так удачно, что знающие люди могли получить прибыль. Теперь такой момент наступил в Москве. К сожалению, мне было уготовано судьбой упустить и этот шанс. В одном из приложений к моему контракту с Доу Джонсом, издателем газеты «Джорнел», содержалось длинное и детально проработанное требование на специальном бланке, сущность которого состояла в том, что я обязан раскрывать все свои акции, долговые обязательства и другие гарантийные документы, находившиеся в моей собственности как репортера газеты. Это означало, что у издателя всегда была возможность прогнозировать финансовую обстановку и оценивать пылкие статьи финансовых журналистов о тех компаниях, акциями которых они обладали. Процесс заполнения подобных бланков контракта напоминал мне заполнение анкет иммиграционной службы США при оформлении гражданства: «Принимали ли вы когда-нибудь участие в военных преступлениях или в геноциде? Были ли вы когда-нибудь осуждены за продажу или транспортировку наркотиков или радиоактивных (ядерных) материалов?» Я проверился по каждому вопросу и стал считать себя беспристрастным бизнес-журналистом.