|
— Нет, на Сусанну![110] — воскликнул Йерр, подойдя к ним и повысив голос. — Скорее на Палладу, — возразил Коэн. Б. сообщил, что поэма Каллимаха[111] о купании Паллады — по его словам, в некотором отношении совершенно замечательная, — повествовала о том, что нагота служила защитой животным, обреченным на заклание. Марта и Элизабет подошли к нам. — Может быть, Каллимах желал подчеркнуть, — сказал Р., — что нагота есть грозная, а для говорящих существ и вовсе невозможная функция. Что увидеть наготу — значит вновь вернуться в дикое состояние и что нельзя «прочесть» (не подвергнув себя опасности разучиться читать и страху быть поглощенным внезапным возвращением к жестокости предыдущего существования) след дикости, запечатленной в наготе животных… — Возможно, Каллимах намекал этим на боязнь, сравнимую с паническим страхом смерти, которая, по убеждениям иудеев, грозила им, если они окажутся лицом к лицу с ангелом или самим Богом, — вмешался Томас. — Увидеть то, что обнажено, — продолжал Р., — означало поддаться этому. Соскользнуть в пропасть, между ее челюстями. Погибнуть от этого взгляда, брошен — ного назад , не допускающего возвращения. Вот что значит «превратиться в дикаря». — Утратить индивидуальность, восприятие, сексуальность, — сказал Томас. — Более того, — добавил Коэн, — утратить все формы, всё, что можно увидеть или высказать… — Девственность Дианы-Артемиды, — сказал Бож. — Иными словами, обезличивание, жестокость, непорочность, низведение жертвы до животного состояния. Иными словами, единственное пространство, где божество позволяет увидеть себя… — Факт обречения на смерть, который некогда ассоциировался с богами, и в самом деле является диким, — сказала Сюзанна. — Это не находится в пространстве и не может быть видимым. Так же и обнаженность — непристойная обнаженность разрывает пространство… — Вернее, разбивает его вдребезги, — полушутливо поправил ее Р., — в «близости без близости» тел, которые горят вожделением, и с помощью этой «видимости без видимости», в которой тела теряют друг друга, сплетаясь в объятиях… — Жестокая метаморфоза самой жестокости, — возгласил Бож, — той самой, которой подвергаются в большей мере, чем что-либо иное на свете, жертвенные животные в тот миг, когда к их горлу подносят нож, — вот эти всегда, будь они животными или людьми, являются индивидами, убитыми вместо всех остальных. — 132 —
|