– Есть хлеб, – сухо ответил Воронцов. – Простите, но я очень устал. – Усталым нечего делать в питейных заведениях – дома надо лежать. Воронцов не выдержал: – Тем не менее позвольте мне посидеть молча: я плохой собеседник, когда устаю. – С чего вам уставать, сударь, – руки-то у вас служивые, чистые. Ваша усталость как раз и требует беседы. Тот, кто молотом машет в кузне, тот к печке тащится, чтобы спать… А вы сейчас, прошу извинить, не о постели думаете, а о бабе в оной… И причем не о своей, но о чужой, что помоложе. – Я велю сейчас вывести вас отсюда. Старик беззубо, тихо рассмеялся. Облизнув острым, синеньким языком толстые губы, спрятанные под пегими усами и бороденкой, он погрозил пальцем Воронцову и шепнул: – Ни-ни, барин! Ни-ни… Воронцов испытал какую-то безразличную, далекую усталость. «Это судьба, – подумал он. – Мне в детстве такие старики снились перед единицей в гимназии». – Ну, барин. Ну, еще что? – Это хорошо, что вы не стали ерепениться. Меня-то не помните? – Не помню. Лакей принес Воронцову водку в графинчике, пива и кусок шипучего мяса, обложенного мелкими желтыми картофелинами. «Рассыпчатая картошечка, – снова безразлично подумал Воронцов, – врут в глаза и не боятся…» – А я вас помню, – понизив голос, сказал старик. – Нет, по фамилии не помню; по лику помню: я швейцаром был в Английском клубе. Вы туда приезжали… И с Немировичем приезжали, с народным артистом, и с покойником Мамонтовым… «И это в первый же день, – отметил Воронцов, разрезая мясо. – Никандров высмеял бы меня за такой сюжет». – Обознаться не могли? – Не мог… Водочкой угостите? – Наливайте. Старик шумно выпил пиво с водкой и спросил – теперь уже не юродствуя, а деловито, оценивающе: – Девочка не нужна? Хорошие есть девочки – с комнатками, в частных домах, так что лишних людей не будет, да и запоры хороши, если, не ровен час, проверка. – Значит, в ливрее стояли? В услужении у кровопийц? – Проверяете вы меня ловко… В ливрее ж разве кто стоял в Английском клубе? В сюртуках, только в сюртуках… – А что ж милицию не зовешь? Награду за меня уплатят… – У нас за это наград не платят… Третье отделение платило, а тут лишь грамоту на глянце… Значит – не обознался я… У меня глаз цепкий… Вы-то нас никого не помнили, а мы вас всех до одного – как во сне видим… – Гражданин официант, – попросил Воронцов пробегавшего мимо лакея, – еще два графинчика. — 74 —
|