|
Народу в кафе было полно, все столики заняты. Официант извинился и спросил, не буду ли я возражать, если он подсадит ко мне господина. Я не возражал. Господин оказался молодым человеком моих лет, с артистической бородкой, в джинсах, потертой футболке и в зеркальных очках. Он тоже заказал кофе, попросил разрешения закурить и угостил меня. Я поблагодарил и взял сигарету, хотя в то время курил только изредка. — Извините, вы читаете Цицерона? — полюбопытствовал он, и я кивнул. Почему-то не было настроения отшить непрошенного собеседника. — Это меня немножко удивляет, — заметил мой визави. — Почему же? — В этой книге он высказывает некоторые неглупые мысли, но еще больше ставит вопросов, — пояснил он. — Казалось бы, за две с лишним тысячи лет люди должны найти ответы на них и оставить Цицерона детям и подросткам. — А разве нет вечных вопросов? — возразил я. — Например? — Что такое жизнь, смерть, любовь, — тут я смутился, потому что с мужчинами разговаривать о любви как-то неловко. — Все эти вопросы давным-давно решены, — отвечал собеседник устало. — Только лень и невежество мешает нам узнать эти ответы. Люди почему-то предпочитают жить в страхе. «Сейчас даст мне брошюрку и пригласит в какой-нибудь храм», — подумал я с опаской, но незнакомец вместо этого принял у официанта кофе с круассаном и принялся быстро, но элегантно уплетать свой завтрак. Я тоже отхлебнул остывший кофе и вернулся к Цицерону. «Остается четвертая причина, по-видимому, весьма сильно беспокоящая и тревожащая людей нашего возраста — приближение смерти, которая, конечно, не может быть далека от старости», — сообщил мне автор. Я задумался, а тут официант подошел к столику и протянул счет моему собеседнику. Тот, не глядя, расплатился, встал и попрощался со мной в следующих словах: — Мне очень жаль, что я не могу дольше задерживаться, мне хотелось бы кое-что вам объяснить. К сожалению, с некоторых пор моя жизнь стала слишком сложна, но, по крайней мере, мои близкие за меня больше не боятся. Я связался с ними и успокоил. Этим я горжусь, — тут он задумался и уточнил: — Нет, сложна — это я неправильно сказал. Проста, так будет вернее. А так — каждый сам должен всё понять. Я несколько смутился и даже заподозрил, что у господина что-то не в порядке с головой. А он снял очки, внимательно посмотрел на меня, кивнул и вышел. Напоследок он остановился, повернулся ко мне в последний раз и добавил: — Рад, что вы больше не боитесь сидеть на крыше, дорогой Попович, — и за ним закрылась дверь лифта. — 152 —
|