Я увидел, что похожа она на большое и темное облако, и тогда вошел в меня страх, но он не смог оградить меня от ее всепобеждающего взгляда и не сохранил меня. Когда рассеялся предутренний туман, я обнаружил себя на городской свалке. Высокие фабричные трубы вырастали за горизонтом, и шум города едва достигал сюда. Я хотел было подняться, но заметил, что я не весь. Кое-как собрал, но многого все же не хватало. Едва добрался до города. Улицы города были праздничны, люди вышли на субботник, с песней работа спорилась. Я блуждал, как оторванный, чужой, я забыл о доме. Где он? Недостаточный и ущербный, я все же смог кое-где дорисовать, а кое-где наклеил из газетных вырезок, таким образом воссоздал видимость целого. Блуждая по улицам, встретил одного из сослуживцев. — Сима! — закричал я. Он обрадовался. Снова служба. — Где был? — удивлялись сослуживцы. — На войне, — коротко бросал я наугад, пытаясь отделаться от назойливых вопросов. — Война… что это? — спрашивали они. Рылись в словарях, но ничего не нашли. Снова окружили меня: — Война? Но что это? Я махнул рукой: — Вот все вокруг, вы сами, я, все есть война… Они отошли в сторону кучкой, шептались, но не могли понять. Тогда подвел я их к окну и указал: — Вот война! И в моих глазах замелькали светлые лоскутки, сотканные из забытых далеких снов, и я увидел поле боя, атаку, а среди жаркой схватки — скрипач. Бешено мелькает в его руке тонкий смычок. Вокруг падают бойцы, а смычок трепещет, и чудные мелодии содрогают тревожный воздух войны. Но вот и скрипач упал. Лег на землю, пропитанную ненавистью, а скрипка все не расставалась со смычком, легкая мелодия сливалась с неподвижным небом. Набежавшее облако стерло видение. Среди наступившей тишины я увидел женщину. Она медленно выплывала из тени. Поднялся тогда скрипач навстречу, и вошли они друг в друга, растворились, как облако в облаке. Встряхнулся я и сказал: — Вот война… Улыбнулись сослуживцы: — Люди идут по делам, машины снуют, бытом зовется это, но не войной. — Да, быт это, — согласился я, — быт и есть война. Дома соседи с любопытством выглядывали сквозь узкие щели скрипучих дверей. — Друзья! — я протянул руки, но они быстро исчезли за темными плитами стен. Я с радостью бросился к книгам, без меня они покрылись толстым слоем пыли. Но услышал за стеной стон. И сердце мое покатилось, как мячик, к ее забитой накрепко двери. Нет, не забыл я ее. Глаза ее зажглись большими яркими звездами. — 155 —
|