Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Трудно было верить словам двух больных лю­дей, но, поглядев на себя, я убедилась, — я дочь Ирвинга. Сколько себя помню, люди говорили мне: «Ты точная копия отца, а твой брат похож на мать». У меня даже руки были как у отца — родинка здесь, отметина там, — я наконец успокоилась относи­тельно своего происхождения.

Я никогда не пересказывала матери содержание этого мерзкого монолога, но она была любопытна и настойчива. Я только сказала ей, что Смит отка­зался разводиться и жениться на ней. Это привело ее в бешенство — она упорно твердила, что это она отклонила его предложение выйти замуж, она вовсе не собиралась менять свое положение жены Ирвин­га Уоллеса, чтобы стать супругой простого доктора!

В растерянности от этого телефонного разго-ворая я немедленно позвонила Карлосу. Он мрачно выслушал и наконец высказался: «Ай, ай, ай!» Потом повесил трубку.

Сраженная безразличием Карлоса, отчаянно нуждаясь в утешении, охваченная паникой, я позво­нила Флоринде. К моему удивлению, она зарычала на меня, назвав меня «задницей» за то, что я не повесила трубку немедленно. Она просила ничего не рассказывать Тайше, которая, как она считала, не способна справиться с сексуальными проблемами.

На этот раз гнев победил страх, и я, защищаясь, смело говорила: «Ради бога, разве у тебя никогда мгновенно не примерзали пальцы к морозильной камере, прежде чем ты смогла отдернуть их? Это было очень похоже! И я хотела услышать, пусть и от маразматика, что не он мой отец, — я была в шоке — неужели это трудно понять?»

Не привыкшая к возражениям, она с треском

бросила трубку.

Я позвонила Муни. Она тоже считала, что я со­вершила ошибку критиковала меня за то, что я слушала непристойности Смита. Беседа закончи­лась так же, как и разговор с Флориндой. Един­ственным, чем мне ответили, было обрывание кон­такта, в буквальном смысле. Не было и следа знаме­нитой «магической любви*.

Я была ошеломлена. Об этом случае больше не упоминалось до тех пор, пока Карлос, который все запоминал, несколькими месяцами позже не приду­мал ему болезненное и жестокое применение. А мое детство таким гнусным образом подготовило усло­вия, не позволившие мне немедленно уйти от магов. Они любили говорить, что они дикие и свободные, как пираты. Посторонним было неведомо то, что мы всегда ходили по скользкой дорожке, мы были в шаге от совершения преступлений, мы бы и не по­няли ничего, если бы совершили. Несмотря на всю брутальность событий, истинный воин должен про­должать борьбу, чтобы остаться внутри своей «ис­тинной энергетической семьи». Вне себя от отчая­ния, я была не в состоянии понять, что философия Карл оса впитала в себя все худшее из погрязшего в грехах католицизма. Но еще более тревожным было то, что я абсолютно не осознавала, что вос­произвожу манеры моей бесконечно болезненной семьи по крови.