Сталкинг

Война шла и сейчас. Но теперь у меня была своя война, за мою собственную жизнь. Хотя, к слову сказать, основную часть этой войны я проводил в полусне-полудремоте. Казалось, мои мучители обо мне забыли. Все тело саднило, есть почти не хотелось, по всему было видно, что свою войну я проигрываю. Однажды перед тем, как в очередной раз забыться, я увидел картину, где моя прабабка что-то делала, спиной ко мне. Я был готов уже провалиться в сон, как вдруг она резко повернулась ко мне, и сказала: «Ты можешь проснуться в любом другом месте». Я от неожиданности подпрыгнул и проснулся. Что же это было? Мне было ясно одно, – увиденное не было ни бредом, ни явью. Ее слова звучали, как приказ, но я понятия не имел, что мне делать, чтобы выполнить его. Я стал думать логически: чтобы проснуться в каком-то другом месте, очевидно, нужно уснуть в этом месте. Дальше логика заканчивалась, ведь я уже не раз засыпал в этом месте, и ничего не случалось, значит, необходимо еще что-то, но что?! Сдаваться я не хотел. Поэтому, мучительно припоминая все, о чем говорила мне прабабка, сделал такое бредовое заключение: нужно представить место, которое знаешь очень хорошо и представлять его до тех пор, пока не уснешь и не увидишь сон, где нужно схватиться за какой-нибудь тяжелый предмет и не отпускать его, пока не проснешься. Я и не подозревал о правильности своих выводов, поэтому сомнениям не было конца. Я пытался сделать все это, но ничего не получалось. Наутро все увиденное и придуманное мной казалось бредом воспаленного воображения. Я злился на себя за все, за то, что ничего не могу, за то, что поверил в эти глюки, был страшно раздражен, даже не зная почему.

Шаги за дверью оторвали меня от самопоедания. Брякнул засов, в проеме скрипящей двери я увидел одного из выводных, у него словно не было лица, таким плоским и бесцветным оно было, глаза были еще белее лица, только редкие конопушки, да зрачки указывали на то, куда смотреть. Он пробурчал: «На выход». Из мрака одиночки я был ослеплен ярким светом Солнца, но это не радовало меня, на душе было тяжко. Меня провели не к следователю, а дальше, в какой то «предбанник», где стояли, как я понял с первого взгляда, такие же жертвы, как и я. Через полчаса меня вызвали в кабинет. Там сидели три человека. Один из них был в очках. Они порылись в бумагах и брезгливо поглядели на меня. Не спросив у меня ничего, они посовещались. Из всех слов, я услышал одно, – и его было достаточно – «в расход». Меня тут же увели, я думал, что меня расстреляют прямо сейчас, в этот радостный солнечный день, но меня посадили обратно в одиночку, ставшую в преддверии физического уничтожения почти родной. Совсем неожиданно для моего положения я почувствовал духовный подъем или прилив сил. Как будто какая-то сила заставила меня лечь на топчан, на правый бок, слегка поджав ноги. Я моментально уснул и увидел во сне дом моей прабабки, там была весна, утро, как и в реальном мире. Я вспомнил и почувствовал, что могу проснуться, и с ужасом от возможной неудачи, стал как бы пролазить в эту картину, это оказалось трудным делом, но я старался, и что-то словно поддалось. Теперь я уже не был наблюдателем, а был участником этой сцены. Я прислушался к своим ощущениям, но у меня их не было. С недоумением осмотрев себя, я пришел к убеждению, что выгляжу вполне реально. Но, пытаясь побежать в сторону дома, я понял, что не могу двигаться. Все мои усилия казались тщетными. Более того, закрыв глаза, я чуть было не проснулся, ощутив свое тело, лежащее в камере. Мне в тот миг стало понятно, что проснуться в моем сне, можно только забрав свое изможденное тело из клетки. Резко открыв глаза, я увидел, что стою там же, но будто настал вечер, задул холодный обжигающий ветер, который как бы говорил о том, что мои силы на исходе. Но я слишком хорошо понимал, что ждет меня позади. И я вообразил, что могу двигаться, как ветер. Тотчас меня понесло в сторону дома, и я вцепился в столб, поддерживающий крышу веранды, и стал молиться, чтоб мое тело присоединилось ко мне. Не знаю, что мне помогло, но я прямо физически почувствовал, и даже из какой-то 3-ей точки я видел это, как инертная масса моего тела постепенно перетекала в меня. Я ощутил мощный хлопок и понял, что ощущения вернулись ко мне, мне было так холодно, что я не мог удивляться, не мог вообще думать и говорить, только теперь я понял, что совершенно гол. Мне было неописуемо плохо. Я сделал несколько неуверенных шагов и вошел внутрь дома, (двери в те времена не запирались), там я почувствовал себя защищенным от пронизывающего ветра и потерял сознание...