Среди ученых паразиты поощряли догматические, материалистические взгляды. Каким образом? Паразиты внушали ученым глубокое чувство психологической неуверенности в себе, заставлявшее их с готовностью хвататься за мысль о науке как о «чисто объективном» знании — в точности так же паразиты пытались направить разум Вейсмана на математические проблемы и шахматную игру. Столь же коварно паразиты подрывали дух художников и писателей. Они, вероятно, с ужасом смотрели на таких гигантов, как Бетховен, Гете, Шелли, понимая, что нескольких десятков их достаточно, чтобы человек смог прочно закрепиться на новой стадии эволюции. Поэтому и были сведены с ума Шуман и Гельдерлин, превращен в пьяницу Гофман, в наркоманов — Колридж и Де Куинси. Гениальных людей истребляли беспощадно, как мух. Неудивительно, что у великих художников XIX столетия появилось такое чувство, будто весь мир обратился против них. Неудивительно, что отчаянная попытка Ницше призвать к оптимизму была так быстро пресечена его скоротечным сумасшествием. Я больше не буду здесь углубляться в эту тему — она подробно рассмотрена в работах лорда Лестера. Как я уже сказал, в тот момент, когда мы узнали о существовании паразитов сознания, мы сумели вырваться из хитро расставленной ими ловушки. Этой ловушкой, их главным оружием была история. Они «подчистили» историю, за каких-нибудь два столетия она превратилась в притчу о слабости человека, о безразличии природы, о беспомощности людей перед силой необходимости. Но в тот самый момент, когда мы поняли, что история «подчищена», эта притча лишилась всякого воздействия на нас. Глядя на Моцарта, Бетховена, Гете, Шелли, иы думали: «Да, если бы не паразиты, то великие люди встречались бы на каждом шагу». Мы видели, насколько бессмысленно говорить о слабости человека. Человек может обладать гигантской мощью, если только его силу не высасывают каждую ночь эти вампиры нашего духа. Понимание этого уже само по себе не могло не придать нам огромного оптимизма. Тогда, на первых порах, наш оптимизм был особенно силен, потому что мы еще почти ничего не знали о паразитах. Мы поняли, что для них очень важно сохранить свое существование в тайне, не дать человеку узнать о нем, и сделали поспешный вывод — за это нам впоследствии пришлось дорого заплатить, — что они неспособны причинять реальный вред. Нас, правда, по-прежнему ставила в тупик загадка самоубийства Карела, но его вдова дала ему вполне правдоподобное объяснение. Карел обычно пил чай с сахарином; — 58 —
|