— Да, поведение этих женщин нелепо и гротескно, но это видение было необходимо для того, чтобы начать действовать, — сказал он. Кастанеда нуждался в таком шоке. — Без противника мы ничто, — продолжал он. — Иметь противника присуще человеческой природе. Жизнь — это война, это борьба. Мир — это аномалия. Говоря о пацифизме, Кастанеда определил его как «нелепость», поскольку люди, по его мнению, «являются существами успеха и борьбы». Не в состоянии остановить себя, я сказала, что не могу считать пацифизм нелепостью. — Как насчет Ганди? — спросила я. — Что вы думаете о Ганди, например? — Ганди? — переспросил он. — Ганди — не пацифист. Ганди — один из величайших воинов, которые когда-либо жили на земле. И какой воин! Именно тогда я поняла специфическое значение, которое Кастанеда придавал словам. «Пацифизм», о котором он говорил, был пацифизмом слабости, пацифизмом тех, у кого не хватает мужества, целеустремленности и энергии. Такой пацифизм отражает полностью самоиндульгирующую и гедонистическую позицию. Делая широкий жест, как бы обводя рукой всех людей, лишенных цели, воли или энергии, он ответил: — Все отравленные... Да, гедонисты! Кастанеда не уточнил эти понятия, а мы не настаивали. Я поняла уже, что освободить себя от человеческой природы было частью эстетики воина, но комментарии Кастанеды приводили меня в замешательство. Однако со временем я узнала, что быть «существами успеха и борьбы» — это лишь первый уровень существования. Затем начинается обучение и переход на другой уровень. — Вы не можете перейти на другую сторону и не потерять человеческую форму, — сказал Кастанеда. Обращая его внимание на другие непонятные мне аспекты его книги, я спросила об энергетических дырах, которые остаются в людях после рождения детей. — Да, — подтвердил Кастанеда. — Есть различие между теми людьми, у которых есть дети, и теми, у которых их нет. Чтобы пройти на цыпочках перед Орлом, вы должны быть полными. Человек с «дырами» не может пройти. Он объяснил нам метафору с Орлом немного позже. В тот момент я почти не заметила ее, поскольку мое внимание было сосредоточено на другой теме. — Как вы объясните положение доньи Соледад, родившей Паблито, или Ла Горды, матери двух дочерей? Я непременно хотела знать. Вернуть себе то «острие силы», которое дети берут у нас при рождении, было почти немыслимо для меня. — 102 —
|