Лекции и интервью

Вскоре после нашей встречи он захотел узнать причины нашей заинтересованности в знакомстве с ним. Он уже знал о моем возможном очерке и о планируемом мною сборнике интервью. Помимо профессионального интереса, мы настаивали на важности его книг, которые сильно повлияли на нас и на многих других. Мы были глубоко заинтересованы в том, чтобы узнать источник его учения. Тем временем мы добрались до берега реки и расположились в тени деревьев.

— Дон Хуан дал мне все, — начал говорить Кастанеда. — Когда я его встретил, у меня не было других интересов помимо антропологии, но с момента нашей встречи я изменился. И то, что со мной произошло, я бы ни на что не променял!

Дон Хуан был с нами. Каждый раз, когда Кастанеда упоминал о нем или вспоминал его, мы чувствовали волнение рассказчика. Он говорил нам, что на примере дона Хуана он увидел, что человек, живущий в постоянном напряжении, становится способен постоянно жить с полной самоотдачей.

— «Постоянно жить с полной самоотдачей» было его принципом, его правилом, — сказал Кастанеда. — То, кем был дон Хуан, невозможно объяснить или понять, он просто был.

В книге «Второе кольцо силы» Кастанеда описывает одну характерную черту дона Хуана и дона Хенаро, которой не хватает всем остальным людям. Он пишет: «Никто из нас не предрасположен уделить другому все свое внимание так, как это делали дон Хуан и дон Хенаро».

«Второе кольцо силы» породило во мне множество вопросов; книга очень меня заинтересовала, особенно после второго прочтения, но я слышала неблагоприятные комментарии. У меня самой были некоторые сомнения. Я сказала Кастанеде, что мне больше всего понравилась книга «Путешествие в Икстлан», хотя я сама не знаю, почему это так.

Он выслушал меня и ответил на мои слова жестом, который, казалось, говорил:

— Ну что мне прикажете делать с личными вкусами всех и каждого?

Я продолжала говорить, стараясь найти причины и объяснения:

— Может, я предпочитаю «Путешествие в Икстлан» из-за любви, которую я ощущала, читая ее.

Кастанеда поморщился. Ему не понравилось слово «любовь». Может быть, оно несло для него дополнительное значение романтической любви, сентиментальности, слабости. Пытаясь объясниться, я настаивала, что финальная сцена книги «Путешествие в Икстлан» пропитана напряжением. Кастанеда согласился.

— Напряжение, да, — сказал он. — Это подходящее слово.

Остановившись на этой книге, я продемонстрировала ему, что некоторые сцены кажутся мне определенно гротескными. Я не могла найти им обоснования. Кастанеда согласился со мной.