Завалишин не ответил, просто снял шапку, положил на стол и расстегнул полушубок. И уже потом, как о прошлом, сказал: — Считал, что, зная язык, легче, чем ты, с немцами объяснюсь, если понадобится. — Понадобится — и я объяснюсь, — сказал Синцов. — Скоро два года только и делаем, что с ними объясняемся! Пойдемте, товарищ капитан медицинской службы. Я с сегодняшнего дня, между прочим, тоже капитан. Так что пойдем сейчас с вами — два капитана… Была такая книга до войны. Читали? — Я только этой зимой ее прочла, в Москве, когда в госпитале лежала. — Понравилась? — Очень. А вам? — А я уже не помню. В госпитале долго лежали? — Два месяца. — Куда ранение? — В живот. Они уже вылезли из подвала и шли, петляя между развалинами. Сзади, похрустывая снегом, шли Иван Авдеич и двое солдат. — Так сложилось, что вчера про все говорили, только не про вас. Ранение тяжелое было? — Чуть не умерла, хорошо, что в ту же ночь на самолете перебросили и кровь перелили. — Как тот лесник хромой, где мы оставили вас? — Живой был, когда меня вывозили. А дочку его помните, девочку, она вам свой комсомольский билет показывала? — Помню, а что? — спросил Синцов, предчувствуя недоброе. — Немцы повесили. Она связной от нас ходила. Синцов подумал о Маше, попробовал отбросить эту мысль и не смог. Когда будут рассказывать про такое, наверное, сколько бы лет ни прошло, всегда будет вспоминать про нее. Он молчал, и Таня, поняв, отчего он молчит, тоже шла и молчала, пока он не заговорил сам. — Когда оставили вас там, несколько раз потом вспоминали с Золотаревым, как вы просили наган у вас не забирать… — Они тогда никого не тронули. Обыскали дом и дальше поехали. А если бы наган нашли… Вы тогда правильно сделали, что меня не послушали. — А этого уж я знать не мог, — сказал Синцов. — Это я только теперь знаю, что правильно вас не послушал. А могло оказаться, что и неправильно. Что это вас к немцам вдруг загнали? — Просто под руку попалась. Разыскивали, кто из врачей по-немецки объясняется, и я сдуру напросилась. Но это временно. Я завтра уже там не буду. Пусть для этого кого-нибудь другого найдут, а не меня. — Немецкому там, в тылу, научились? — Я еще в школе хорошо училась. И в институте, кроме латыни, был немецкий. И в тылу тоже, конечно. Я в городской больнице полгода медсестрой работала. У нас там гебитскомиссар был немец. Да и не только он… — Она замолчала, и Синцов почувствовал, что ей не хотелось говорить обо всем этом. — 424 —
|