— Как это «упросила»? Вы им приказать должны были. Вы же офицер, — сказал Синцов, хотя понимал, что не так-то просто капитану медицинской службы да вдобавок женщине что-нибудь приказать двум бывалым автоматчикам из чужой части. — А я им и приказала, — сказала Таня. — Сказала: если будете еще скулить, лучше сразу уходите к черту, я одна с немцами останусь. — Этого еще не хватало! — А они мне говорят, — усмехнулась Таня: — «Мы вас так не оставим, пойдемте с нами, товарищ военврач, никуда эти полумертвые фрицы теперь не денутся. А если все же за них боитесь, давайте мы из них совсем мертвых сделаем». — Сволочь, кто так сказал… — Это один сказал. — Все равно сволочь. — Они ждут меня там, — сказала Таня. — А автомат у вас откуда, они дали? — Нет, это мне Росляков дал. — Кто такой Росляков? — Наш начальник эвакоотделения. Я бы и одна там осталась, раненых не побоялась. Но вдруг среди них здоровые прячутся и с оружием? — Вполне возможная вещь, — согласился Синцов. Таня посмотрела на его забинтованную руку и виновато сказала: — Я вчера даже не спросила, что у вас с рукой. — Было и прошло. Вчера утром последний раз перевязку сделали, — сказал Синцов. — Не успели там моего второго разыскать, Пепеляева? — Не успела. Но я вам все равно или сама, или через кого-нибудь узнаю. Непременно! — Но очень горячий, — входя с чайником, сказал Завалишин, — но все же… — А мне хоть какой-нибудь. У немцев не хотела… Вышла снег пососать, да он такой дымный, что тошнит от него. — Снег здесь кругом пороховой, травленый, — сказал Синцов. — Все равно что морскую воду пить, еще хуже. Завалишин налил Тане чаю, и она стала пить жадно, большими глотками. — Очки тебе тут подобрали. Вроде сильные. Не пробовал? — спросил Синцов. — Сильные, да не в ту сторону, — рассмеялся Завалишин. — Я близорукий, а они для дальнозорких. Синцов взял со стола свою пустую флягу, налил в нее немного чаю, сполоснул, выплеснул на пол и снова наполнил чаем, теперь доверху. — Это мы вам с собой дадим. А может, немного водки хотите? — Нет, не хочу. — Таня налила себе вторую кружку чаю. — Плохо ухаживаешь, Завалишин, — сказал Синцов. — А это знаешь какая моя старая знакомая? Теперь, можно сказать, самая старая знакомая на свете, с начала войны… И сухарей возьмите с собой. — Он сгреб с тарелки горсть сухарей. — 422 —
|