Между ушами. Феномены мышления, интуиции и памяти

Известный французский математик Жак Адамар (1865–1963) рассказывал, что, решая сложную проблему, он мыслит пятнами неопределенной формы, которые танцуют, мельтешат и накладываются одно на другое. Слова при таком мышлении только досадная помеха. В конце концов это калейдоскопическое кружение прекращается, туча постепенно приобретает более строгие очертания, и в ней мало-помалу начинает брезжить некая внутренняя гармония. Проблема, по сути дела, уже решена, и вся трудность зак лючается теперь в том, чтобы перевести решение в общепонятный код, будь то математические символы или вербальная формулировка.

Чтобы воочию убедиться в несовпадении мышления и языка, не обязательно поминать всуе великих ученых. Каждый, кто хотя бы раз пробова л связно изложить на бумаге свои мысли, непременно сталкивался с тяжкой немотой, которую зовут в обиходе муками творчества. Вы долго бились над непослушной идеей, и наконец все уже позади: у вас в голове высится законченное здание, прекрасное в своей соразмерности. Но когда вы облекаете его в слова и выплескиваете на белый лист, оно загадочным образом оборачивается бледной тенью великолепного оригинала. Об этом роковом несоответствии удачно написал Тютчев: «Мысль изреченная есть ложь». Более развернуто о том же самом сказано у Мандельштама:

Когда, уничтожив набросок,

Ты держишь прилежно в уме

Период без тягостных сносок –

Единый во внутренней тьме –

И он лишь на собственной тяге,

Зажмурившись, держится сам, –

Он так же отнесся к бумаге,

Как купол к пустым небесам.

Короче говоря, между мышлением и его вербальной ипостасью всегда имеется зазор, люфт, откуда выплывает облако нематериального, невыразимое в слове. Что-то непременно остается за скобками, и вот на этих непроторенных путях как раз и совершаются подлинно великие открытия.

Когда после создания теории относительности и квантовой механики физика практически полностью лишилась наглядности, многие философы и психологи заговорили о том, что мыш ление у ченого наск возь символично, ибо точные науки оперируют формулами и логическими конструкциями, которые ничего не дают чувствам. Иными словами, ж ивой образ н у жен х удож ник у и поэту, а математику или физику он ни к чему. Однако сами ученые с этим не согласились. На мнение Адамара мы уже ссылались, а вот что писа л по этому поводу А льберт Эйнштейн: «Слова, написанные или произнесенные, не играют, видимо, ни малейшей роли в механизме моего мышления. Психологическими элементами мышления являются некоторые более или менее ясные знаки или образы». Далее создатель теории относительности поясняет, что слова приходят тогда, когда нужно передать мысль другому, а образы, которыми он мыслит, чаще всего зрительные и ли двигательные, в редк их слу чаях — слу ховые. Обычное мышление, с точки зрения Эйнштейна, мало чем отличается от сугубо научного: в нем тоже преобладают двигательные и зрительные образы. Итак, словесная рефлексия приходит уже после рождения мысли, а сама мысль лишена вербального (или какого-либо иного символического) содержания и облечена первоначально в образную ткань. Сегодня с этим утверждением согласно большинство психологов.