Хрестоматия по нейропсихологии

Вот маленький ребенок. На первых порах его ак­тивность исчерпывается тем, на что толкают его биологические влечения или простейшие формы ориентировочной деятельности. Однако уже очень рано эти «глубинные» мотивы начинают оттеснять­ся сложными «вершинными» мотивами. Мать гово­рит ребенку: «Вот чашка», — и чашка, которая ничем не выделялась раньше, становится центром его вни­мания. Мать говорит ему: «Дай мячик», — и его рука тянется к мячику, — возникает новая форма произ­вольного действия. Структура такого поведения но­сит уже совершенно новый характер. Его начало — в речи матери, его конец — в действии ребенка. Это действие разделено между двумя людьми, и именно такое действие является моделью любого сложного психического акта ребенка.

Но ребенок растет, над пассивной речью над­страивается его активная речь. Он начинает сам вос­производить схему действия, которую мы только что описали. Теперь он уже сам может сказать: «Вот чаш­ка», — и его внимание перемещается на чашку; он сам может дать себе сигнал «взять мячик» — и берет мячик, подчиняясь этому сигналу.

Действие, ранее разделенное между двумя людь­ми, становится способом организации психической деятельности, интерпсихологическое действие превра­щается в его интрапсихическую структуру. Социаль­ное формирование высших психических функций сделало свой решающий шаг: сложилась система, высочайшая по своей саморегуляции.

Можно ли оспаривать положение о социальной природе высших психических функций человека?

Однако указание на социальную природу выс­ших психических функций было лишь первым ша­гом новой психологической концепции. За нею очень скоро последовал и второй.

Исследования Выготского и его ближайших со­трудников показали, что формирование высших пси­хических функций представляет сложный процесс, распадающийся на ряд этапов, каждый из которых отличается особой организацией психической дея­тельности.

На первых шагах своего развития ребенок дол­жен совершить определенное внешнее действие и создать материальные изменения во внешней сре­де, подчиняясь которым он овладевает своим пове­дением. За этим этапом внешнего материального или материализованного действия, образующего исход­ную структуру простейшего волевого акта, следует второй, когда развернутое материальное действие за­меняется внешней речью, сигнализирующей нужный порядок действий и формирующий его программу. На третьем этапе эта развернутая речь сокращается, принимает характер внутренней речи, свернутой по своему строению, предикативной по форме. И эта внутренняя речь оказывается достаточной, чтобы сформулировать намерение, наметить схему дальней­ших действий и развернуться в программу сложной деятельности.