|
Психотерапия поначалу, в древности, густо пронизывала почти всю малоразвитую еще тогда медицину (лечебную и профилактическую, гигиеническую). Может быть, меньше — старинную хирургию. Когда читаю в «Гиппократовом сборнике» (Гиппократ, 1936), что больному с «иссушенным» спинным мозгом, с опухшими ногами и изъязвлениями на пояснице, следует, кроме всего прочего, пить «белое и мягкое вино», а «на следующий день ему нужно дать выпить восемь котилий вареного ослиного молока с прибавлением меда» (с. 438—439), то думаю о том, что все эти уверенные, выразительные заботливые назначения, как и множество других в этом томе, действовали на больного в большой мере психотерапевтически. Это происходило две с половиной тысячи лет назад в Древней Греции. Римский врач Авл Корнелий Цельс (1959) полтысячи лет спустя советует в случае застарелой «кишечно-желудочной болезни», кроме всего прочего, «поставить клизму из тепловатой дождевой воды» (с. 162, пер. Б.А. Мазикова), а Абу Али ибн Сина (Авиценна) (1979), арабский врач, еще через тысячу лет советует лечить меланхолию повязками на область желудка из «семян прутняка, семян руты, корневища касатика и «древа Марии»», потом же на место повязки положить «хлопок, смоченный горячей водой, или расчесанную шерсть, или губку» (с. 135). Это все характерные места из подробных руководств великих врачей. Возможно, указанные природные лекарства порою и в самом деле серьезно помогали сами по себе. Но все же, думается, гораздо чаще здесь помогала спокойная убежденность опытного врача в том, что именно это лечение должно тут помочь. Врач обычно не ошибался. Но чаще — все же не в отношении природного лекарства, а в отношении собственной одухотворенно-психотерапевтической силы, соединенной с силой чарующего психотерапевтического ритуала, о чем он скорее не подозревал. Конечно, все это можно предположить только с высоты сегодняшнего дня. Именно так это нередко происходит и сейчас при лечении травами. Если в приведенных выше примерах в психотерапевтической части врачевания обнаруживается, в первую голову, суггестивный психотерапевтический механизм, то в таком совете Авиценны по лечению «страстной любви», как «приобретения новых [рабынь] и увеселения с ними» (с. 140), возможно усмотреть гештальт-механизм, вспоминая автобиографические рассказы на подобную тему самого Перлза. А в методе швейцарца Теофраста Парацельса (эпоха Возрождения, XVI век), который он назвал «Theorica», звучат уже ярко и аналитический, и креативный механизмы, напоминая мифологическое песнопение шамана из книги Леви-Строса. Карл Юнг (1992) в известном докладе о Парацельсе (1929, пер. Д. Мироновой) подчеркивает парацельсовское: врач «должен говорить от бога, ибо бог создал врача и лекарства, и подобно тому как теолуг берет свою истину из откровений Священного писания, врач — из "света природы"». Юнг приводит пример Парацельса — «пример того, как следует пользоваться Theorica, т.е. как говорить с пациентом», «теоретизировать». Парацельс говорит больному водянкой о «ясном красивом небе / в котором нет облаков», но вот «в одно мгновение / появляется маленькое облако / оно разрастается и приумножается так, что в течение часа становится большим дождем / градом / ливнем / и т.д.» «Метеорологическое сравнение, — поясняет Юнг, — предрасполагает к осадкам: сейчас откроются шлюзы тела, и ascites (брюшная водянка — М.Б.) вытечет. Подобную психическую стимуляцию никоим образом нельзя недооценивать и для телесных болезней, и я убежден, что немало чудесных излечений нашего мастера связано с его превосходной Theorica» (с. 51—52). — 494 —
|