|
В заключение отметим, что подобные «деперсонализаци-онные» пациенты нередко приходят к психотерапевту. 5.3. Об эмоциональном интимном психотерапевтическом контакте с шизотипическими (неврозоподобно-шизофреническими) пациентами (1989) 55) Учение об особенном интимном эмоциональном контакте врача с больными шизофренией развивается и психотерапевтами-клиницистами (Клези, 1922; Мюллер, 1930; Кон-сторум, 1935, 1962; Зиновьев, 1958; Броди, 1971), и психоаналитиками (Сешейе, 1951; Ариети, 1976; Бенедетти, 1979). Это сложная, деликатная тема в психиатрии, особенно если врач и пациент — люди разного пола. Но тема насущная, так как без такого рода эмоционального контакта невозможно существенно психотерапевтически помочь больному шизофренией. Основываясь на многолетнем клинико-психотера-певтическом опыте, считаю возможным сделать тут некоторые разъяснения. Эмоциональный интимный контакт (здесь и далее имею в виду только больных неврозоподобной шизофренией; в других случаях психотерапевтический контакт имеет иные формы) есть действительно искреннее, достаточно сильное обоюдное чувство, возникающее между пациентом и врачом. Пациент подолгу думает о враче как о старшем друге (даже если пациент старше врача), способном серьезно переживать за него и защищать его в этой «мучительной» для пациента жизни. Одно то, что этот на редкость понимающий его, умно сочувствующий ему психотерапевт-друг есть у него и возможно с ним встретиться, написать ему, согревает пациента, и он нередко, особенно в первые месяцы возникновения эмоционального контакта, постоянно стремится к встрече с врачом (хотя бы в своей душе). А врач испытывает искреннее, сердечное тепло к пациенту, проникнутое достаточно тонким пониманием клиники, природы страдания, испытывает живое желание помочь пациенту. Это желание возможно в известной мере сравнить с подобным профессионально-сердечным желанием хирурга. Однако в отличие от хирурга, психотерапевт имеет дело с душевным страданием, с личностью больного и для создания необходимого интимного контакта живо интересуется жизнью пациента вообще, открывая ему в известных пределах и собственные личностные переживания. Когда контакт сложился, возможно лечебно активировать пациента: он сделает теперь то трудное, но необходимое для него, чего раньше не стал бы делать, поскольку тогда ему нечего было терять. Таким образом, эмоциональный интимный контакт с больным шизофренией («терапевтическая любовь» как нередко называют это на Западе) не есть «притворная любовь врача», не есть игра или своего рода безнравственное иезуитство, шантаж («не пойдешь на работу — перестану любить»). Это искренняя любовь, но психотерапевтически-профессиональная, любовь за болезнь (с сочувственным проникновением в клиническую картину страдания). И чем сильнее эта целебная любовь, тем отчетливее должна быть дистанция, преломляющая отношения пациента с врачом в духе психотерапевтического искусства, напоминающая о том, что это не дружба и любовь в обычном, жизненном смысле, дистанция, вследствие которой пациент (во всяком случае со временем) перестанет просить о частых встречах и расстанется с надеждами на то, что можно встретиться со своим врачом и вне медицинского учреждения, пойти с ним в театр, в гости, увидеть его «в домашних тапочках» и т. п. На первых порах эмоционального контакта пациенты нередко запутываются в эмоциональных отношениях с врачом, ревнуют врача («для того, чтобы помочь, нужно столько души и времени, а нас у вас легион»). Однако со временем обычно все становится на свои места, и пациенты уже и сами утверждаются в том, что иначе, ближе нельзя и не надо. Там же, где исчезает дистанция и лечение превращается в жизнь — обычную дружбу, любовь, — там кончается психотерапевтическое искусство, возможны трагедии, как случалось и случается это с «дикими» (фрейдовский термин) психоаналитиками, шагнувшими в интимную близость со своими пациентками. — 295 —
|