Клиническая психотерапия

Терапия творческим самовыражением предполагает изучение с пациентами элементов психиатрии, характерологии и бесконечные способы нравственного самовыражения, т. е. выполнения любого общественно-полезного дела по-сво-

14*

419

РТ"8-! Глава 5

ему, в соответствии с особенностями своей духовной индивидуальности. Это — самовыражение в создании творческих произведений, общением с природой, литературой, искусством, в погружении в прошлое, в коллекционировании, в переписке с врачом и другими людьми, в писании дневника, в путешествиях, в поиске одухотворенно-необычного в повседневном. Лечение индивидуально-групповое в камерной, уютной обстановке и с домашними занятиями.

В работе с пациентами, страдающими деперсонализацией (чувством собственной эмоциональной измененное™ с довольно ясным, критическим пониманием этого), выяснилось:

1. чувство ухода эмоционального «Я» — при внешней сохранности, собранности этих больных — настолько тягостное состояние, что сплошь и рядом жизнь при этом теряет смысл;
2. самая эффективная терапия деперсонализации сегодня — терапия творчеством. Лишь творчество, главным «инструментом» которого является духовная индивидуальность, рано или поздно, существенно помогает пациенту, переживающему тягостное чувство собственной измененное™, вдохновенно почувствовать себя самим собой, хоть на время вернуться к себе.

   * См. о нем в работе 3.11 наст, издания.

Пациент С, 48 лет*, рассказывает недавно по этому поводу. «Благодаря болезни и лечению, я понял, что если из всех наших дел убрать эмоции, то дела теряют смысл, как, например, теряет смысл игра в прятки, если совершается "от ума". Когда под ногами нет моей собственной, привычной мне почвы, т. е. не чувствую себя эмоционально самим собой и не могу выяснить свое отношение к людям и вещам, то не за что "зацепиться" душой, нет чувства жизни. Умом все вокруг понимаю, но теряюсь, так как не чувствую любимую книгу, любимые вещи, и люди, даже близкие, для меня тогда просто как действующие лица. Я, например, как инженер, занимаюсь лифтами, а ко мне приходят мысли: почему бы не заняться кранами, почему бы не пойти в больницу санитаром, это ведь тоже нужно. Нет в это время своей эмоциональной оценки происходящего, привязанности к кому-либо. Нет эмоциональной самостоятельности и, значит, — свободы. Не знаешь, чего от себя ждать в любую минуту, и потому страшно. Вдруг найдет навязчивость и выброшу с 9-го этажа маленького племянника — ведь и к нему сейчас нет никакой привязанности. Когда врачи при этом мне говорили: «Ничего страшного, подумаешь, своего чувства нет, голова-то есть на плечах, есть работа», — я печально думал, что они не понимают моего страдания. Я даже не верил, что мои мучения могут прекратиться вместе с жизнью, так было тягостно. Теперь, благодаря лечебному творчеству, мое состояние не сравнить с прежним, расстройства отступили по всем параметрам, я чувствую себя довольно стойким самим собой. Когда находят прежние, описанные выше расстройства, могу с ними справляться особым образом. Стараюсь записывать по-своему, например, события дня, просматривать свои слайды, фотоснимки, погружаться в близкие мне картины на открытках, в марки, которые мне по душе. У меня теперь чувство, что совершенно могу избавиться от своих расстройств, а раньше все было безысходно. Это серьезное улучшение приходило постепенно, годы, в процессе нашей работы с врачом, в нашей группе, где была возможность увидеть, почувствовать, как каждый выражает свое, свои особенности и чем мое отличается от не моего. Например, в тягостные минуты, мои плохонькие, серенькие слайды возвращают мне мое собственное ощущение жизни. Смотрю один, другой, третий — не действует, а четвертый вдруг "зацепил" — возникло знакомое, "мое", ощущение. Вот в чем дело»: