Деньги или любовь. Жертвы половой войны

И в этом кроется маленький секрет женского гуманизма, превращающего субъект любви в её объект. Социальная гуманистическая любовь имеет те же эгоистические корни, что и её двойник, антипод и альтер эго — социальный эгоизм. Стыдясь естественного эгоизма, гуманист провозглашает, что надо любить всех, каждая живая тварь равно достойна любви. Неживая природа, кстати, тоже. И обязательно наделять правами, начиная с главного — права на эгоизм. И помогать. А как же без посторонней помощи? Без неё невозможна реализация индивидуализма как образа жизни — желание жить как нравится неумолимо приводит сначала к просьбам, а потом и требованиям помощи со стороны — государства, родителей, даже работодателей. Это закономерно: разве индивидуализм не учит, что свобода выбора и самоопределения личности — высшее благо? Разве гуманизм не утверждает, что человек есть высшая ценность? А ценности нужна забота. Так индивидуализм и гуманизм взаимно дополняют и оправдывают друг друга. А массовая раздача любви и социальной помощи, характерная для щедрого государства-няньки, развращает, порождает лень, иждивенчество и тот же самый эгоизм. И в итоге современная женщина сначала не хочет рожать, а потом, когда родила, не хочет работать. Современный мужчина не хочет работать с самого рождения. И то и другое — современные символы свободы от общества, которое должно, однако, им всем помогать.

Два типа любви

Доведение идеала гуманизма до степени пользовательской инструкции заставляет сделать суровый и беспощадный вывод. Любовь абстрактная, социальная и гуманистическая, в отличие от конкретной, индивидуальной и человеческой, это вовсе и не любовь, а заблуждение, изнанка добродетели и в конечном итоге зло. То, что нормально в личных отношениях, то что является благом для человека, абсолютно не подходит ко всему обществу. Человек может быть бескорыстным и это замечательно, но если все будут бескорыстны, общество рухнет. Человек может быть прям и честен, но если все будут откровенными — люди забудут про мир. Та же доброта и мягкость в случае своей массовой эпидемии приведёт общество только ко всеобщей анархии и упадку. Социум, рынок, культура — всё это построено на совершенно иных принципах. То, что естественно, нормально и хорошо для личной сферы, чуждо, вредно и губительно для общественной.

И это в полной мере относится к любви. Из того, что все люди являются людьми, никак не следует их равноценности. Уравнительная гуманистическая любовь тут вступает в прямой конфликт с деньгами как мерой социальной ценности человека. Выстраиваемое деньгами рациональное общество, регулируемое этикой свободных, порядочных людей — которую можно было бы при сильном желании назвать мужским гуманизмом, — помогает бедным не из любви к ним, а потому что дешевле накормить, чем стеречь. И предоставляет среднее образование, чтобы дать равный старт в жизни. И бережёт животных, потому что они воспитывают доброту, а жестокость порождает жестокость. Сочувствие и сострадание в обществе в обязательном порядке должны уравновешиваться рассудком и осознанием последствий, а общественно-гуманные поступки — ответственностью за их результаты. Что, по странному казусу, присуще именно мужчинам. Стремление мужчины к собственной выгоде породило, в конце концов, и достоинство, и уважение, и беспристрастность, необходимые для эффективного функционирования общества. И которые не имеют ничего общего с утопической любовью и всеобщим счастьем. Но если разум заменяется инстинктами, если этика заменяется милосердием, если нравственные принципы заменяются жалостью и заботой, а мужская ответственность — женской добротой, можно видеть настоящий расцвет гуманитарно-деловитой «культуры» как на национальном, так и на международном уровнях — тут и расточительные социальные программы, и щедрые пособия, дотации и субсидии, и уравниловка, и расцвет миллиардных «индустрий» благотворительности, беженцев, гуманитарной помощи. И даже отмена смертной казни, права эмбрионов, права террористов, права пиратов и прочая «толерантность» ко всему на свете, включая людей, стремящихся уничтожить саму эту культуру и само это общество.