Будь моей мамой. Искалеченное детство

– Луиза Смит, – всхлипнула она. – Она жила в соседнем доме. Я не буду рассказывать своим новым друзьям, да, Кэти?

– Нет, не нужно. Но ты можешь рассказать мне все, что захочешь, и знай, я всегда что-нибудь придумаю.

Она снова всхлипнула и слабо улыбнулась.

– Умница. Ты очень хорошо сделала. Теперь ложись и поспи. Мы же не хотим, чтобы завтра ты была уставшая.

Я гладила ее по голове, пока она не заснула. Я была вся в напряжении, сосредоточившись на новой информации. У Джоди хватило смелости рассказать кому-то, но ее смелость не только осталась невознагражденной, она принесла вред: подруге запретили общаться с Джоди. Я могла понять, почему родители Луизы не стали поднимать шума: хотели защитить своего ребенка и не хотели быть замешанными сами. Но молчанием они способствовав надругательству над девочкой, ни в чем не повинной. А всего-то и нужно было – сделать анонимный звонок в социальную службу или полицию, и началось бы расследование. Какое бы ни было заявление, соцслужбы проверили бы его.

Я вернулась в спальню, но заснуть никак не могла. В итоге я бросила эти попытки, спустилась и приготовила себе какао. Я стояла в кухне и грела руки о горячую чашку, обдумывая все, что вытекало из признания Джоди. Живя по соседству, Смиты могли видеть посетителей дома Джоди и, возможно, знали (если не по имени, то хотя бы в лицо) этих «дядюшек, тетушек и дедушек». Если полиция опросит Смитов сейчас, когда дело уже начато, почему бы им не сказать правду? Я хорошо знала район, где росла Джоди, – мне уже попадались дети оттуда. Это было тесное, сплоченное соседство, где все семьи знали друг друга. Сколько же еще соседей знали о происходящем, но продолжали молчать, боясь возможных последствий? И как им спится по ночам?

ГЛАВА 25
Отрицание

– Но они должны что-то знать! – доказывала я Джилл, когда она позвонила несколько дней спустя. – Они наверняка не раз бывали в их доме. Их дочери были лучшими подругами.

– Да, но Смиты утверждают, что они все еще дружат. Сказали, что они поражены такими обвинениями, и даже предложили предоставить характеристику родителей Джоди. Мне жаль, Кэти, но не думаю, что они будут нам полезны.

Я не могла вымолвить ни слова. Я чувствовала, что заговор молчания снова окружает Джоди, и это пугало меня.

– Так почему они запретили своей дочери общаться с Джоди, если у нее такие замечательно хорошие родители?

– Они сказали, что ничего такого не говорили. Слушай, Кэти, я не сомневаюсь ни в твоих словах, ни в словах Джоди. Но Эйлин действительно поговорила с ними, и, судя по всему, они ничего не расскажут, и полиция того же мнения. Если бы эти так называемые дедушки имели привод, было бы совсем другое дело, но – увы! На самом деле все, что мы имеем, – это слова запутавшейся восьмилетней умственно отсталой девочки, которая к тому же отказывается говорить с полицией. Этого недостаточно.