История нравов России. Восток или Запад?

«Богат, коль здрав, обилен, -

Могу поесть, попить;

Подчас и не бессилен

С Миленой пошалить».

Созданный им поэтический образ человека, живущего ес­тественной и счастливой жизнью, противопоставляется сует­ным нравам вельмож, придворных и откупщиков. В посла­нии В.В.Капнисту с истинно державинской поэтической сме­лостью светское общество названо чернью: «Умей презреть и ты златую, злословну, площадную чернь». В другом посла­нии (Львову) Державин вкладывает в уста друга програм­мный афоризм: «Ужель тебе то не известно, (Что ослеплен­ным жизнью дворской) Природа самая мертва?» Уход в уса­дебную жизнь в кругу семьи и друзей, противопоставление ее «жизни дворской», где «природа самая мертва», привели к появлению таких культурных гнезд дворянства, как Никольское-Черенчицы Львова, Премухино А.Бакунина, близ Торж­ка, Обуховка Капниста на реке Псел, возле Миргорода, Званка Державна на реке Волхов.

Дворянская усадьба представляла собою сравнительно замкну­тый цельный мирок, подвластный воле помещика, базирующий­ся на крепостном труде. Архитектурное, парковое, театральное, музыкальное, живописное творчество во многих усадьбах вы­ражало прогрессивные тенденции культуры. Созданные здесь произведения искусства вошли в сокровищницу национальной и мировой культуры и продолжают давать эстетическое наслажде­ние, не отменяемое и не заменяемое творениями последующих мастеров. Именно в дворянской усадьбе с необычайной остротой обнаруживается основное противоречие культурно-историческо­го процесса эпохи (последняя треть XVIII - первая половина XIX века): складывание отечественной культуры в условиях на­чинающего разлагаться крепостничества и нарождающихся бур­жуазных отношений. Дворянская усадьба - социокультурный феномен, который выходит за рамки дворянской культуры и является одним из свидетельств и выражений процесса склады­вания национальной русской культуры.

В 30-х годах прошлого столетия А.Пушкин охватил это основное противоречие в описании подмосковных дворянских усадеб: «Подмосковные деревни также пусты и печальны. Роговая музыка не гремит в рощах Свирлова и Останкина; плошки и цветные фонари не освещают английских дорожек, ныне заросших травою, а бывало уставленных миртовым и померанцевыми деревьями. Пыльные кулисы домашнего те­атра тлеют в зале, оставленной после последнего представле­ния французской комедии. Барский дом дряхлеет... Обеды даются уже не хлебосолами старинного покроя, в день хозяй­ских именин или в угоду веселых обжор, в честь вельможи, удалившегося от двора, но обществом игроков, задумавших обобрать, наверное, юношу, вышедшего из-под опеки, или саратовского откупщика» (218, 530).