Образование и цельность
Это был дивный вечер. Солнце садилось за огромными, черными облаками, а перед ними стояла группа высоких, стройных пальм. Река отливала золотом, а отдаленные холмы сверкали от садящегося солнца. Гремел гром, но ближе к горам небо было ясным и синим. Домашние животные возвращались с пастбища, и маленький мальчик вел их домой. Ему не моло быть больше, чем десять или двенадцать лет, и хотя он провел один целый день, он что-то напевал и иногда стегал животных, которые отбивались от стада или были медлительны. Он улыбнулся, и его темное лицо засветилось. Остановившись из-за любопытства и слегка из-за любознательности, он начал задавать вопросы. Он был деревенским мальчишкой и не получил никакого образования. Он никогда не научится читать и писать, но ему уже было известно, что значит быть наедине с собой. Он не осознавал, что был один на один с собой, это, вероятно, никогда даже в голову ему не приходило, и к тому же ничуть не угнетало. Он был просто один и был доволен. Он не был доволен чем-то, он был просто доволен. Быть довольным чем-то значит быть недовольным. Искать удовлетворенность через взаимоотношения значит быть в страхе. Удовлетворенность, которая зависит от взаимоотношений, – это всего лишь удовлетворение. Удовлетворенность – это состояние независимости. Зависимость всегда приносит конфликт и неприятие. Должна возникнуть свобода, чтобы быть довольным. Свобода есть и должна всегда быть в начале, это не результат, не цель, которую нужно достичь. Никогда нельзя быть свободным в будущем. Будущая свобода не имеет никакого отношения к настоящему, это всего лишь идея. Настоящее – это то, что есть, а пассивное осознание того, что есть, является удовлетворенностью.
Профессор сказал, что он преподавал в течение многих лет, с тех пор, как он закончил колледж, у него в подчинении было большое количество парней в одном из правительственных учреждений. Он выпускал студентов, которые могли сдать экзамены, что являлось именно тем, чего хотели правительство и родители. Конечно, и исключительные юноши попадались, которым предоставлялись специальные возможности, давались ученые степени и тому подобное, но подавляющее большинство были безразличны, глупы, ленивы и несколько разбалованы. Были и те, кто кое-чего добивался в любой области, какой бы они не занимались, но только в очень немногих горел огонь творчества. На протяжении всех лет, пока он преподавал, исключительные юноши были большой редкостью. Время от времени появлялся тот, кто, возможно, обладал качествами гения, но обычно случалось так, что он тоже вскоре был задушен своим окружением. Как преподаватель он посетил много частей света, чтобы изучить этот вопрос исключительности юношей, и всюду было то же самое. Он теперь отходил от профессии преподавателя, поскольку после стольких лет его все это сильно опечалило. Как бы хорошо мальчики не были образованы, в целом они оказывались глупцами. Некоторые были умными или положительными и занимали высокие посты, но за призмой их престижа и влияния, они были столь же мелочны и снедаемы беспокойством, как и остальные.
«Современная система образования – это провал, поскольку она породила две разрушительные войны и ужасную нищету. Умение читать и писать и приобретение различных навыков, что является тренировкой памяти, явно недостаточно, так как это привело к неслыханному горю. Что вы считаете конечной целью образования?»
Разве оно не должно воспитать цельную натуру, личность? Если это – «цель» образования, то нам должно быть понятно, то ли личность существует для общества, то ли общество существует для личности. Если общество нуждается и использует индивидуума для его собственных целей, тогда оно не заинтересовано в пестовании цельного человека.
То, что оно хочет, это продуктивную машину, приспосабливающегося и уважаемого гражданина, и это требует лишь очень поверхностного объединения. Пока индивидуум повинуется и желает полностью соответствовать условиям, общество будет считать его полезным и будет тратить на него время и деньги. Но если общество существует для индивидуума, то это должно помочь в освобождении его от влияния созданных им же, обществом, условий. Оно должно обучить его быть цельной личностью.
«Что вы подразумеваете под цельной личностью?»
Чтобы ответить на этот вопрос, надо приблизиться к нему пассивно, косвенно, нельзя рассматривать его активно.
«Я не понимаю, что вы имеете в виду».
Активно заявлять, что значит цельная личность, значит только создавать образец, некую форму, пример, которому мы пробуем подражать. И разве имитация образца – это не признак распада? Когда мы пробуем копировать пример, разве может возникнуть объединение? Несомненно, имитация – это процесс распада, и разве это не то, что происходит в мире? Мы все превращаемся в отличные граммофонные пластинки: мы повторяем то, чему нас учили так называемые религии, или то, что сказал самый последний политик, экономист или религиозный лидер. Мы твердо придерживаемся идеологий и посещаем политические массовые митинги. Существует массовое увлечение спортом, массовое поклонение, массовый гипноз. Разве это признак объединения? Соответствие – это ведь не объединение, не так ли?
«Это ведет к самому фундаментальному вопросу дисциплины. Вы против дисциплины?»
Что вы подразумеваете под дисциплиной?
«Существует много видов дисциплины: дисциплина в школе, дисциплина гражданства, партийная дисциплина, общественная и религиозная дисциплина и самодисциплина. Дисциплина может быть по внутреннему или внешнему авторитету».
По сути, дисциплина подразумевает некоторое соответствие чему-то, не так ли? Это соответствие идеалу, авторитету, это культивирование сопротивления, которое вынужденно порождает неприятие. Сопротивление – это неприятие. Дисциплина – это процесс изолирования, неважно, это изоляция обособленной группой, или изоляция при индивидуальном сопротивлении. Имитация – это форма сопротивления, разве не так?
«Вы имеете в виду, что дисциплина уничтожает объединение в целое? Что случилось бы, если у вас в школе не было бы дисциплины?»
Неужели не важно понять суть значения дисциплины, а не перескакивать к умозаключениям или приводить примеры? Мы пробуем увидеть, каковы факторы распада, или что препятствует объединению. Разве дисциплина в смысле соответствия, сопротивления, противостояния, противоречия, это не один из факторов распада? Зачем нам соответствовать чему-то? Не только для физической безопасности, но также и для психологического комфорта, безопасности. Сознательно или подсознательно, страх оказаться в опасности приводит к соответствию, и внешне, и внутренне. Нам всем нужна определенная физическая безопасность, но именно страх психологической опасности делает физическую безопасность невозможной, кроме как для немногих. Страх – вот основа всякой дисциплины: страх не быть успешным, страх наказания, страх не получить что-то и так далее. Дисциплина – это уподобление чему-то, подавление, сопротивление, и либо сознательно, либо подсознательно она – это результат страха. Разве не страх – один из факторов распада?
«Чем бы вы заменили дисциплину? Без дисциплины возник бы даже больший хаос, чем теперь. Разве некая форма дисциплины не необходима для действия?»
Понимание ложного как ложного, видение истинного в ложном и видение истинного как истинного – вот что начало интеллектуального развития. Это не вопрос замены. Вы не можете чем-то заменить страх. Если вы так поступаете, страх все еще есть. Вы можете успешно прикрывать его или убегать от него, но страх остается. Именно устранение страха, а не нахождение его замены является важным. Дисциплина в любом виде вообще никогда не может привести освобождению от страха. Страх нужно наблюдать, изучать, понимать. Страх – это не абстракция, он возникает только по отношению к чему-то, и именно это отношение необходимо понять. Понимать не означает сопротивляться или противопоставлять. Разве тогда дисциплина, в более широком и более глубоком ее смысле, не фактор распада? Не является ли страх со следующим за ним подражанием и подавлением, силой распада?
«Но как освободиться от страха? В классе, где много студентов, если не будет какой-то дисциплины или, если вы предпочитаете, страха, как может быть там порядок?»
С помощью наличия небольшого количества студентов и правильной формы образования. Это, конечно, невозможно, пока государство заинтересовано в массово производимых гражданах. Государство предпочитает массовое образование, правители не хотят поддержки недовольства, поскольку их положение оказалось бы вскоре ненадежным. Государство контролирует образование, оно вмешивается и создает условия для человеческого развития ради собственных нужд. И самый легкий способ сделать это – через устрашение, через дисциплину, через наказание и награду. Свобода от страха – это другой вопрос, страх нужно понять, а не отвергать, подавлять или возвеличивать.
Проблема распада довольно-таки сложна, подобно любой другой человеческой проблеме. Разве противоречие – это не другой фактор распада?
«Но противоречие необходимо, иначе мы деградировали бы. Без борьбы не было бы никакого прогресса, никакого продвижения, никакой культуры. Без усилия, без конфликта мы были бы все еще дикарями».
Возможно, мы все еще и есть. Почему мы всегда перепрыгиваем к умозаключениям или противимся, когда что-то новое предлагается? Мы явно являемся дикарями, когда мы убиваем тысячи по одной или другой причине, ради нашей страны. Убийство другого человека – вот наивысшая дикость. Но давайте продолжим то, о чем мы говорили. Действительно ли конфликт – это не признак распада?
«Что вы подразумеваете под конфликтом?»
Конфликт в любой его форме: между мужем и женой, между двумя группами людей с противоречивыми идеями, между тем, что есть, и традицией, между тем, ч то есть, и идеалом, тем, что должно быть, будущим. Конфликт – это внутренняя и внешняя борьба. В настоящее время конфликт имеется на всех разных уровнях нашего существования, сознательный, также как неосознанный. Наша жизнь – это ряд конфликтов, поле битвы, и ради чего? Мы понимаем с помощью борьбы? Могу ли я понять вас, если я конфликтую с вами? Чтобы понимать, должен возникнуть некий мир. Творчество может происходит только в мире, в счастье, а не когда есть конфликт, борьба. Наша постоянная борьба происходит между тем, что есть, и тем, что должно быть, между утверждением и противопоставлением. Мы принимали такой конфликт как неизбежное, а неизбежное превратилось в норму, в истинное, хотя, возможно, оно ложно. Неужели с помощью конфликта можно преобразовать то, что есть, в его противоположность? Я есть это, и, борясь, чтобы быть тем, которое является противоположностью, изменил ли я это? Разве противоположность, противопоставление, это не видоизмененное проецирование того, что есть? Не имеет ли всегда противоположность элементы ее собственной противоположности? Через сравнение возникает ли понимание того, что есть? Разве не любое умозаключение относительно того, что есть, является помехой для понимания того, что есть? Если бы вы поняли что-то, не должны ли вы были наблюдать за этим, изучать его? Можете ли вы свободно изучать его, если вы предвзято за или против этого? Если вы поняли бы вашего сына, вам бы не пришлось изучать его, не отождествляя его с собой, не осуждая его? Наверняка, если вы конфликтуете с вашим сыном, то нет никакого понимания его. Итак, является ли конфликт необходимым для понимания?
«Разве нет другого вида конфликта, конфликта обучения, как делать что-либо, приобретения навыков? У кого-то может быть интуитивное видение чего-либо, но это необходимо доказать, и претворение его в жизнь – это борьба, она влечет за собой много беспокойства и боли».
В некотором роде, это так. Но разве само создание не есть средство? Средства неотделимы от цели, цель соответствует средствам. Выражение соответствует творчеству, стиль соответствует тому, что вам нужно сказать. Если вам есть что сказать, то само это «что-то» создает свой собственный стиль. Но если кто-то просто человек, знающий свое дело, то нет никакой жизненно важной проблемы.
Действительно ли конфликт в любой сфере полезен для понимания? Нет ли непрерывной цепи конфликтов в усилии, желании быть, стать, активно или пассивно? Разве причина конфликта не становится следствием, которое в свою очередь становится причиной? И нет никакого освобождения от конфликта, пока нет понимания того, что есть. То, что есть, никогда не может быть понято через призму идеи, к нему нужно приблизиться с чистого листа. Поскольку то, что есть, никогда не находится в статике, ум не должен быть привязан к знанию, к идеологии, к вере, к умозаключению. По своей сути, сам конфликт имеет свойство разделять, как и всякое возражение, и разве исключение, разделение не фактор распада? Любая форма власти, неважно, индивидуума или государства, любое усилие стать большим или стать меньшим, является процессом распада. Все идеи, веры, системы мышления являются разделяющими, исключающими. Усилие, конфликт не может ни при каких обстоятельствах привнести понимание, и так что это фактор вырождения как для личности, также как и для общества.
«Что же тогда является объединением в целое? Я более или менее понимаю, что является факторами распада, но это только отрицание. Через отрицание нельзя прийти к объединению. Я могу знать, что есть неправильное, но это не означает, что я знаю, что есть правильное».
Конечно, когда ложное рассматривается как ложное, истинное просто есть. Когда каждый осознает факторы вырождения не просто на словах, но глубоко, тогда разве это не объединение? Находится ли объединение в статике, это что-то, что можно получить и чем можно завершить? Объединение не может быть достигнуто, достижение – это смерть. Оно – не цель, результат, а состояние бытия, оно живое, а как может быть целью, результатом живое существо? Желание быть объединенным не отличается от любого другого желания, а всякое желание – это причина конфликта. Когда нет конфликта, есть объединение. Объединение – это состояние полного внимания. Не может быть полного внимания, если присутствует усилие, конфликт, сопротивление, концентрация. Концентрация – это фиксация, концентрация – процесс разделения, исключения, а полное внимание невозможно, когда существует исключение. Исключать означает сужать, а узкое никогда не сможет познать полное. Полное, всеобъемлющее внимание невозможно, когда присутствует осуждение, оправдание или отождествление с чем-то, или когда ум омрачен умозаключениями, предположениями, теориями. Когда мы поймем эти помехи, тогда только возникнет свобода. Свобода – это абстракция для человека в тюрьме, но пассивная наблюдательность разоблачает эти помехи, и со свободой от них, возникает объединение.
— 12 —
|