Комментарии к жизни. Книга 2

Слияние думающего и его мыслей

Это был маленький пруд, но очень красивый. Трава покрывала его берега, и несколько ступеней вели к нему вниз. В одном конце стоял маленький, белый храм, и всюду вокруг него росли высокие, стройные пальмы. Храм был превосходно выстроен, и о нем хорошо заботились. Он был безупречно чист, и в тот час, когда солнце было далеко за пальмовыми рощами, там не было никого, даже священника, который обращался с храмом и его содержимым с большим почитанием. Этот маленький, словно игрушечный, храм придавал пруду атмосферу умиротворения. Это место было таким тихим, что даже птицы умолкли. Небольшой ветерок, который шелестел в пальмах, утихал, и по небу проплывало несколько облаков, сияющих в вечернем солнце. Змея плыла через пруд, ныряя и выныривая среди листьев лотоса. Вода была очень чистой, и на ней покачивались розовые и фиолетовые лотосы. Их тонкий аромат стелился ближе к воде и к зеленым берегам. В этот миг ничто не шевелилось, и очарование этого места, казалось, наполняло землю. Но красота тех цветов! Они были совсем неподвижными, но один или два уже начинали закрываться на ночь, скрываясь от темноты. Змея пересекла пруд, подплыла к берегу и поплыла близко-близко к нему. Ее глаза были подобны ярким, черным бусинкам, а ее разветвленный язык играл, словно маленькое пламя, указывая путь, которым нужно змее ползти.
Предположение и воображение – это помеха для истины. Ум, который предполагает, никогда не сможет познать красоту того, что есть. Он пойман в сети его собственных образов и слов. Как бы далеко он ни блуждал в своем воображение, это все еще под тенью его собственной структуры и никогда не может увидеть то, что вне его. Чувствительный ум – это не образный ум. Способность создавать картинки ограничивает ум, такой ум привязан к прошлому, к воспоминанию, которые отупляют его. Только спокойный ум чувствителен. Накопление в любой его форме – это бремя, и как ум может быть свободным, когда он обременен? Только свободный ум чувствителен. Открытое – это неуловимое, непостижимое, неизвестное. Воображение и предположение препятствуют открытости, чувствительности.
Он говорил, что потратил много лет на поиски истины. Побывал в кругу многих учителей, многих гуру, и, находясь все еще в своем паломничестве, остановился здесь, чтобы разузнать кое-что. Бронзовый от солнца и исхудавший из-за своих блужданий, он был отшельником, который отказался от мирского и оставил свою собственную далекую страну. С помощью практики определенных дисциплин он с большим трудом научился концентрироваться и подавил свои потребности. Ученый, с заготовленными цитатами, он был хорош в спорах и быстр в свои умозаключениях. Он научился санскриту, и его резонансные фразы были легки для него. Все это придало некоторую остроту его уму, но ум, который отточили, не гибок, не свободен.

Чтобы понимать, делать открытия, должен ли ум быть свободным с самого начала? Может ли когда-либо ум, который дисциплинирован, подавлен, быть свободным? Свобода – это не финальная цель, она должна быть в самом начале, не так ли? Ум, который дисциплинируется, контролируется, является свободным в пределах его собственного образца, это не свобода. Результат дисциплины – это соответствие, его путь ведет к известному, а известное никогда не является свободным. Дисциплина с ее страхом – это жажда достижения.
«Я начинаю осознавать, что кое-что существенно неправильно в всех этих дисциплинах. Хотя я провел множество лет в попытке сформировать мои мысли по желаемому образцу, я нахожу, что я нисколечко не продвинулся».
Если средства искусственные, то цель получается копией. Средства создают цель, разве не так? Если уму с самого начала придали нужную форму, в конце он также должен соответствовать условиям, и как обусловленный ум может когда-либо быть свободным? Средства – это цель, они – это не два отдельных процесса. Это заблуждение – считать, что с помощью неправильных средств можно достичь истинного. Когда средства являются подавлением, цель также должна быть продуктом страха.
«У меня неопределенное чувство несоответствия дисциплин, даже когда я занимаюсь ими, так как я все еще делаю это, теперь они все для меня не более, чем неосознанная привычка. С детства мое образование было процессом соответствия, и дисциплина во мне присутствовала почти инстинктивно с тех пор, как я впервые надел эту робу. Большинство книг, которые я читал, и все гуру, у кого я побывал, предписывают контроль в одной или другой форме, и вы представления не имеете, как энергично я принимался за него. Так что то, что вы говорите, кажется почти богохульством, это – настоящее потрясение для меня, но, очевидно, это истина. Так мои годы были потрачены впустую?»
Они были бы потрачены впустую, если бы ваши практики сейчас помешали пониманию, восприимчивости к истине, то есть, если бы эти препятствия не наблюдались с мудростью и не были бы глубоко осознаны. Мы так укреплены в наших собственных фантазиях, что большинство из нас не осмеливается взглянуть на это или за пределы этого. Само побуждение понимать – вот начало свободы. Так в чем же наша проблема?
«Я ищу истину, и я превратил разного рода дисциплины и практики в средства для этой цели. Мой самый глубокий инстинкт торопит меня искать и находить, и мне не интересно что-либо другое».
Давайте начнем с ближайшего, чтобы перейти к далекому. Что вы подразумеваете под поиском? Вы ищете истину? А можно ли ее найти с помощью поиска? Чтобы стремиться к истине, вы должны знать, что она из себя представляет. Поиск подразумевает предвидение, что-то уже прочувствованное или известное, не так ли? Неужели истина – это что-то, что нужно разузнать, приобрести и удержать? Разве указание на нее – не проекция прошлого и, следовательно, не истина вообще, а лишь воспоминание? Поиск представляет собой внешне направленный или внутренний процесс, не так ли? А не должен ли ум умолкнуть для того, чтобы действительности быть? Поиск – это усилие, чтобы получить больше или меньше, это активное или пассивное стяжательство, и пока ум – концентрация, центр усилия, конфликта, может ли он когда-либо быть спокойным? Может ли ум быть спокойным через усилие? Его можно заставить успокоиться через принуждение, но то, что искусственно сделано, может быть разрушено.
«Но разве усилие в некотором роде не существенно?»
Мы увидим. Давайте исследуем суть поиска. Чтобы искать, необходим ищущий, сущность, независимая от того, что он ищет. А есть ли такая независимая сущность? Является ли думающий, переживающий отличным или не зависимым от своих мыслей и опытов? Без исследования этой целостной проблемы медитация не имеет никакого значения. Так что нам надо понять ум, процесс в «я». Каков ум, который ищет, который выбирает, который боится, который отрицает и оправдывает? Что такое мысль?
«Я никогда таким образом не подходил к этой проблеме, и я теперь довольно-таки смущен, но, пожалуйста, продолжайте».
Мысль – это ощущение, не так ли? Через восприятие и контакт возникает ощущение, от этого возникает желание, желание этого, а не того. Желание – это начало отождествления: «мое» и «не мое». Мысль – это ощущение в словах, мысль – отклик памяти, слова, опыта, образа. Мысль преходяща, изменчива, непостоянна, а ищет-то она постоянство. Поэтому мысль создает мыслителя, который затем становится постоянным. Он принимает на себя роль цензора, руководителя, контролера, формирователя мысли. Такая иллюзорно постоянная сущность – это продукт мысли, преходящего процесса. Эта сущность есть мысль, без мысли его нет. Думающий состоит из качеств, его качества неотделимы от него самого. Контролер есть контролируемое, он просто играет во вводящую в заблуждение игру с самим собой. Пока ложное не осознано как ложное, истины нет.
«Тогда, кто является понимающим, переживающим, сущностью, которая говорит „я понимаю?“»
Пока есть переживающий, помнящий об опыте, истины нет. Истину нельзя запомнить, сохранить, записать и затем выпустить наружу. Что накоплено – не истина. Желание испытать порождает переживающего, который затем сохраняет все и помнит. Желание приводит к отделению думающего от его же мыслей. Желание стать кем-то, испытать, быть большим или быть меньшим приводит к разделению между переживающим и опытом. Понимание сути желания – это самопознание. Самопознание – это начало медитации.
«Как может возникнуть слияние думающего с его мыслями?»
Не через волевое действие, не через дисциплину, не через любую форму усилия, контроля или концентрации, не через любые другие средства. Использование средств подразумевает субъекта, который действует, не так ли? Пока есть действующий, будет существовать разделение. Слияние происходит только тогда, когда ум совершенно спокоен, не пытаясь быть спокойным. Такое спокойствие возникает, не когда думающий умолкает, а только когда сама мысль умолкает. Должна быть свобода от отклика на созданные условия, что является мыслью. Каждая проблема решается только, когда нет идеи, умозаключения. Умозаключение, идея, мысль – это волнение ума. Как может быть понимание, когда ум взволнован? Горячность должна быть умерена быстрой игрой спонтанности. Вы обнаружите, если вы услышали все сказанное, что истина приходит в те моменты, когда вы ее не ожидаете. Если можно так сказать, будьте открыты, чувствительны, полностью осознавайте то, что есть, от мгновения до мгновения. Не стройте вокруг вас стену неприступной мысли. Блаженство истины приходит, когда ум не поглощен собственными действиями и борьбой.