Стремление к власти
Корова мучилась из-за родов, и двое или трое людей, которые регулярно ее доили, кормили и чистили, было сейчас рядом с нею. Она наблюдала за ними, и если, бы кто-то из них ушел по какой-либо причине, она потихоньку замычала бы. В этот критический момент ей хотелось, чтобы все ее друзья были поблизости. Они пришли, и она была довольна, но ей было тяжко разрешаться. На свет появился маленький теленок, и это оказалась красавица-телка. Мать встала и ходила вокруг да около своего нового малыша, мягко подталкивая его время от времени. Она была настолько радостна, что, бывало, отталкивала нас. Так продолжалось с нею в течение долгого времени, пока она наконец-то не утомилась. Мы поднесли малыша, чтобы покормить грудью, но мать была слишком возбуждена. Наконец она успокоилась, и все равно не позволила нам уйти. Одна из леди присела на землю, и новоиспеченная мамаша улеглась и положила свою голову ей на колени. Внезапно она потеряла интерес к своему теленку, и ее друзья значили для нее теперь больше. Было очень холодно, но наконец солнце показалось за холмами, и становилось теплее.
Он был членом правительства и застенчиво осознавал свою важность. Он говорил о своей ответственности перед людьми. Он объяснил, как его партия превосходила другие и могла исполнять гораздо лучше, чем оппозиция, как они пробовали положить конец коррупции и черному рынку, но насколько трудно было найти неподкупных и все же эффективных людей, и насколько легко было посторонним критиковать и обвинять правительство в невыполнении. Он продолжал рассказывать, что когда люди достигают его возраста, им следует относиться к вещам проще, но большинство людей было жадно до власти, даже неэффективные. Глубоко в душе мы все были несчастны и недовольны собой, хотя некоторым из нас удавалось скрыть наше несчастье и нашу жажду власти. Отчего было это побуждение к власти?
Что мы подразумеваем под властью? Каждый индивидуум и группа хочет власти: власти для себя, для партии или идеологии. Партия и идеология – это продление себя. Отшельник ищет власть через отречение, и мать тоже через ее ребенка. Существует власть эффективности с ее жестокостью и властью машины в руках нескольких. Существует доминирование одного индивидуума над другим, эксплуатация глупых умными, власть денег, власть имени и слова и власть ума над проблемой. Все мы хотим некой власти, либо над нами непосредственно, либо над другими. Это стремление к власти приносит своего рода счастье, удовлетворение, которое не слишком преходяще. Власть отречения такая же, как власть богатства. Именно жажда удовлетворения, счастья заставляет нас искать власть. И как легко нас удовлетворить! Легкость достижения некоего вида удовлетворения ослепляет нас. Всякое удовлетворение ослепляет. Почему же мы ищем эту власть?
«Я предполагаю, прежде всего потому, что она дает нам физический комфорт, социальное положение и уважение по признанным каналам».
Разве стремление власти происходит только на одном уровне нашего бытия? Не ищем ли мы ее внутри также, как снаружи? Почему? Почему мы поклоняемся авторитету, неважно, книга ли это или человек, государство или вера? Почему есть побуждение уцепиться за человека или идею? Однажды мы были под властью священника, которая удерживала нас, а теперь это авторитет эксперта, специалиста. Вы не заметили, как вы обращаетесь к человеку со званием, человеку с положением, исполнителю власти? Власть в некоторой степени, кажется, довлеет над нашими жизнями: власть одного над многими, использование одного другим или взаимное использование.
«Что вы подразумеваете под использованием кого-то?»
Это же совершенно просто, не так ли? Мы используем друг друга ради взаимного удовлетворения. Существующая структура общества, которая является нашими взаимоотношениями друг с другом, основана на потребности и использовании. Вы нуждаетесь в избирательских голосах, чтобы попасть во власть, вы используете людей, чтобы получить то, что вы хотите, а они нуждаются том, что вы обещаете. Женщина нуждается в мужчине, а мужчина в женщине. Наши нынешние отношения основаны на потребности и использовании. Таким отношениям свойственно насилие, и именно поэтому сама основа нашего общества – это насилие. Пока социальная структура основана на взаимной потребности и использовании, она просто вынуждена быть жестокой и разрушительной. Пока я использую другого для моего личного удовлетворения или для удовлетворения идеологии, с которой я отождествлен, может быть только страх, недоверие и противостояние. Тогда взаимоотношения – это процесс самоизоляции и распада. Все это печальные реалии в жизни индивидуума и в мировых делах.
«Но невозможно жить без взаимной нужды!»
Я нуждаюсь в почтальоне, но, если я использую его, чтобы удовлетворить некое внутреннее побуждение, тогда социальная потребность становится психологической потребностью, и наши взаимоотношения претерпевают радикальное изменение. Именно эта психологическая потребность и использование другого приводят к насилию и страданию. Психологическая потребность порождает поиск власти, а власть используется для удовлетворения на различных уровнях нашего бытия. Человек, который амбициозен по отношению к себе или к своей партии, или который хочет достичь идеала, является явно фактором распада в обществе.
«Разве амбиция не неизбежна?»
Она неизбежна только, пока не произошло никакого фундаментального преобразования в индивидууме. Почему мы должны принимать ее как неизбежность? Неужели жестокость человека по отношению к человеку неизбежна? Разве вы не хотите положить ей конец? Разве принятие ее как неизбежности не указывает на чрезвычайную бездумность?
«Если вы не жестоки по отношению к другим, тогда кто-то другой будет жесток по отношению к вам, так что наверху должны быть вы».
Быть наверху – это то, что любой индивидуум, любая группа людей, любая идеология пытается сделать и, таким образом, поддерживает жестокость и насилие. Творчество может возникнуть только в мире, но как может быть мир, если существует взаимное использование? Говорить о мире – полная чушь, пока наши взаимоотношения с одним или со многими основаны на потребности и использовании. Потребность и использование других неизбежно приведут к власти и господству. Власть идеи и власть меча подобны, оба носят разрушительный характер. Идея и вера настраивают человека против человека, так же, как и меч. Идея и вера – это само противопоставление любви.
«Тогда почему мы сознательно или подсознательно охвачены желанием власти?»
Разве преследование власти – это не одно из признанных и уважаемых видов бегств от нас самих, от того, что есть? Каждый пытается убежать от его собственной недостаточности, от его внутренней бедности, от одиночества, от изоляции. Реальное не так приятно, а бегство чарующе и маняще. Представьте, что случилось бы, если вы были бы на грани лишения вашей власти, вашего положения, вашего с трудом заработанного богатства. Вы бы этому сопротивлялись, не так ли? Вы считаете себя существенным для благосостояния общества, поэтому вы бы сопротивлялись с помощью насилия или с помощью рациональной и хитрой аргументации. Если бы вы были способны добровольно отказаться от всех ваших многочисленных приобретений на различных уровнях, вы были бы словно ничто, не так ли?
«Кажется, что да, что очень удручает. Конечно же, я не хочу быть ничем».
Вот поэтому у вас и имеются все эти внешние атрибуты без внутренней основы и неподкупного внутреннего сокровища. Вам хочется внешне показать себя, и так же поступают другие, и из-за этого конфликта возникают ненависть и страх, насилие и распад. Вы с вашей идеологией столь же недостаточны, как и оппозиция, и поэтому вы уничтожаете друг друга во имя мира, достатка, достаточной занятости населения или во имя бога. Поскольку почти каждый жаждет быть наверху, мы построили общество насилия, конфликта и вражды.
«Но как избавиться от всего этого?»
Надо не быть амбициозным, жадным до власти, до имени, до положения, надо быть тем, каковы вы есть, простым и никем. Пассивное размышление – наивысшая форма интеллекта.
«Но жестокость и насилие мира не могут быть остановлены моим личным усилием. И не требуется ли бесконечное время для того, чтобы все личности изменились?»
Другие – это вы. Данный вопрос возникает из-за желания уклониться от вашего собственного немедленного преобразования, не так ли? В действительности вы говорите: «Что проку от моего изменения, если любой другой не меняется?» Нужно начать с ближнего, чтобы идти дальше. Но вы в самом деле не хотите измениться, вы хотите, чтобы все продолжалось, как есть, особенно если находитесь наверху, и поэтому говорите, что требуется бесконечное время, чтобы преобразовать мир через индивидуальное преобразование. Мир – это вы, вы – это проблема, которая не отделима от вас. Мир – это проекция вас самих. Мир не может быть преобразован.
«Но я в меру счастлив. Конечно, во мне самом много всего, что мне не нравится, но у меня нет времени или склонности исследовать это».
Только счастливый человек может породить новый общественный порядок, но не счастлив тот, кто отождествил себя с идеологией или верой, или кто забылся в какой-либо общественной или индивидуальной деятельности. Счастье – не цель сама по себе. Оно приходит с пониманием того, что есть. Только, когда ум освобожден от его собственных проекций, тогда может быть счастье. Счастье, которое куплено, – это просто удовлетворение, счастье через действие, через власть является только лишь ощущением, поскольку ощущение быстро затухает, возникает, жаждет все большего. Пока «больше» является средством для счастья, цель – это всегда неудовлетворенность, конфликт и несчастье. Счастье – это не воспоминание, а такое состояние, которое возникает вместе с проявлением истины, вечно новое, никогда не имеющее продолжения.
— 16 —
|