Беседы с Кришнамурти

Она была писательницей, и ее книги имели весьма большой успех. Она сказала, что ей удалось при­ехать в Индию только после многих лет. Когда она выехала, то понятия не имела, в каком месте остановиться. Но теперь, в конце концов, ее место на­значения стало ясным. Ее муж и вся семья интере­совались религиозными вопросами, не поверхност­но, а весьма серьезно. Однако она решилась оста­вить их и приехала в надежде найти немного покоя. Она не знала ни единой души в этой стране, когда приехала, и первый год ей было очень трудно. Сна­чала она отправилась в какой-то ашрам, или общи­ну, о котором она читала. Гуру там был кроткий старик, у которого имелся некоторый религиозный опыт и за счет которого он теперь и жил, постоянно повторяя несколько высказываний на санскрите, которые были понятны его ученикам. Ее пригласи­ли в эту общину, и она легко приспособилась к ее правилам. Она оставалась там в течение несколь­ких месяцев, но не нашла покоя, так что однажды объявила о своем отъезде. Ученики ужаснулись, что она могла даже подумать о том, чтобы оставить та­кого мастера мудрости, но она уехала. Затем она отправилась в ашрам посреди гор и оставалась там в течение некоторого времени. Сначала была счас­тлива, так как там были красивые деревья, ручьи и дикая природа. Дисциплина там была довольно су­ровая, против которой она не возражала, но, опять же, живые были словно мертвые. Ученики поклоня­лись мертвому знанию, мертвой традиции, мертво­му учителю. Когда она уехала, они также были по­трясены и угрожали ей духовной тьмой. Она напра­вилась в другую очень известную общину, где по­вторяли различные религиозные утверждения и ре­гулярно занимались предписанными медитациями. Но постепенно обнаружила, что была вовлечена в ловушку и сокрушалась. Ни учитель, ни ученики не хотели свободы, хотя о ней говорили. Они были заинтересованы поддержанием центра, удержанием учеников во имя гуру. Снова она вырвалась и от­правилась в следующее место. И опять та же исто­рия, но с немного иным ходом событий.

«Я вас уверяю, я побывала в большинстве серь­езных ашрамов, и они все хотят удержать человека, подмять его, чтобы он соответствовал образу мыш­ления, который они называют истиной. Почему все они хотят, чтобы человек соответствовал опреде­ленной дисциплине, образу жизни установленным учителем? Почему происходит так, что они никогда не дают свободу, а лишь обещают ее?»

Соответствие удовлетворяет, оно ручается за бе­зопасность ученика и придает мощь ученику, так же как и учителю. Через соответствие возникает укрепление власти, светской или религиозной, а со­ответствие приводит к унынию, которое они назы­вают покоем. Если кто-то хочет избежать страда­ний через некую форму сопротивления, почему бы не пойти тем путем, хотя он влечет за собой опре­деленное количество боли? Соответствие обезболи­вает ум по отношению к противоречию. Мы хотим, чтобы нас сделали тупыми, нечувствительными. Мы пытаемся укрыться от уродливого, и таким образом мы также делаем себя невосприимчивыми к пре­красному. Соответствие авторитету мертвых или живых дает мощное удовлетворение. Учитель зна­ет, а вы не знаете. Было бы глупо с вашей стороны пробовать выяснить что-нибудь непосредственно са­мим, когда успокаивающий вас учитель это уже зна­ет, так что вы становитесь его рабом, а рабство луч­ше, чем смятение. Учитель и ученик процветают благодаря взаимной эксплуатации. В действитель­ности вы не идете в ашрам за свободой, не так ли? Вы идете туда, чтобы успокоиться, чтобы жить жиз­нью замкнутой дисциплины и веры, поклоняться и, в свою очередь, быть полоняемой, и все это называ­ют поиском истины. Они не могут предложить сво­боду, поскольку это уничтожило бы их самих. Сво­боду нельзя найти ни в какой-либо изолированной общине, ни в какой-либо системе или вере, ни че­рез соответствие и страх, называемые дисциплиной. Дисциплина не может предложить свободу, она мо­жет обещать, но надежда — это не свобода. Подра­жание как средство для свободы есть само опровер­жение свободы, поскольку средство — это цель, ко­пирование приводит к дальнейшему копированию, а не к свободе. Но нам нравится обманывать себя, и именно поэтому принуждение или обещание забо­ты существует в различных и тонких формах. На­дежда — это отвержение жизни.