Беседы с Кришнамурти

Чтобы понимать, делать открытия, должен ли ум быть свободным с самого начала? Может ли когда-либо ум, который дисциплинирован, подавлен, быть свободным? Свобода — это не финальная цель, она Должна быть в самом начале, не так ли? Ум, кото­рый дисциплинируется, контролируется, является свободным в пределах его собственного образца, это не свобода. Результат дисциплины — это соответствие, его путь ведет к известному, а известное ни­когда не является свободным. Дисциплина с ее стра­хом — это жажда достижения.

«Я начинаю осознавать, что кое-что существен­но неправильно во всех этих дисциплинах. Хотя я провел множество лет в попытке сформировать мои мысли по желаемому образцу, я нахожу, что нис­колько не продвинулся».

Если средства искусственные, то цель получа­ется копией. Средства создают цель, разве не так? Если уму с самого начала придали нужную форму, в конце он также должен соответствовать услови­ям, и как обусловленный ум может когда-либо быть свободным? Средства — это цель, они — это не два отдельных процесса. Это заблуждение — счи­тать, что с помощью неправильных средств можно достичь истинного. Когда средства являются по­давлением, цель также должна быть продуктом страха.

«У меня неопределенное чувство несоответствия дисциплин, даже когда я занимаюсь ими, так как я все еще делаю это, теперь они все для меня не бо­лее чем неосознанная привычка. С детства мое об­разование было процессом соответствия, и дисцип­лина во мне присутствовала почти инстинктивно с тех пор, как я впервые надел эту робу. Большин­ство книг, которые я читал, и все гуру, у кого я побывал, предписывают контроль в одной или дру­гой форме, и вы представления не имеете, как энер­гично я принимался за него. Так что то, что вы го­ворите, кажется почти богохульством, это — настоящее потрясение для меня, но, очевидно, это исти­на. Так мои годы были потрачены впустую?»

Они были бы потрачены впустую, если бы ваши практики сейчас помешали пониманию, восприим­чивости к истине, то есть если бы эти препятствия не наблюдались с мудростью и не были бы глубоко осознаны. Мы так укреплены в наших собственных фантазиях, что большинство из нас не осмеливает­ся взглянуть на это или за пределы этого. Само по­буждение понимать — вот начало свободы. Так в чем же наша проблема?

«Я ищу истину, и я превратил разного рода дис­циплины и практики в средства для этой цели. Мой самый глубокий инстинкт торопит меня искать и находить, и мне не интересно что-либо другое».