|
У одной больной, с которой мы не говорили о ее «предварительном знании», мы попробовали индукцию посредством простого прямого внушения, но больная оставалась совершенно невосприимчивой. Как она нам объяснила, она не думала, что речь шла о гипнотизации, так как виденное ею в мюзик-холле или по телевидению было совсем другим: гипнотизер околдовал субъекта, и тот целиком зависел от гипнотизера. После разъяснительной беседы (которая, несомненно, имела воздействие в рациональном и иррациональном плане) больная стала поддаваться гипнозу. После того как рассеются страхи и ошибочные представления у пациента, врач должен разъяснить ему, в чем состоит гипноз. Но гипноз трудно поддается точному определению, поскольку он связан с жизненным опытом, который оказывается иным у каждого пациента. Врач должен прибегать к помощи сравнения. Он может объяснить, что речь идет о состоянии, промежуточном между бодрствованием и сном, состоянии, возни- Иб кающем обычно каждый вечер перед тем, как наступает сон, и продолжающееся недолго, но которое теперь предстоит продлить. Можно также сказать, что гипноз напоминает состояние, когда видят сон и знают, что это сон. В таком состоянии пациент продолжает общаться только с врачом. Эту избирательную связь можно иллюстрировать следующим примером: спящая мать не слышит никаких шумов и тем не менее отзывается на самый слабый крик своего ребенка. Можно добавить, что все люди в какой-то мере восприимчивы к гипнозу. Некоторые при этом чувствуют только легкую дремоту, тогда как другие быстро впадают в состояние глубокого гипноза. Гипноз — это непрерывно меняющееся состояние, переходящее от простой релаксации к сомнамбулизму, который обычйо включает полную постгипнотическую амнезию и иногда способность реализовать внушенные галлюцинации. Амнезия вызывается необязательно; если пациент постарается, он сможет вспомнить то, что происходило во время сеанса. Надо сказать, что среди пациентов, обращающихся к врачу, бывают иногда такие, кого привлекает исключительно «магическая» сторона гипноза и кто в сущности предпочитает обходиться без объяснений. Такое положение, естественно, претит врачу, который видит, что его вмешательство теряет научный характер, а сам он уподобляется знахарю; тем не менее, если такая роль благоприятна для больного, может ли врач от нее отказаться. Подобная роль может создать аффективные трудности для терапевта. Следующий случай хорошо иллюстрирует такого рода проблему. — 94 —
|