Обитаемый человек

Рассказав мне все это и наконец осознав, она начала тихо плакать, ее обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, ей было приятно вспомнить своего дедушку, с другой — она переживала чувство потери. Когда Клаудия перестала плакать, ее ждал психологический сюрприз — она открыла в себе новое “я”. Она впервые почувствовала равенство между нами. Это было новое удивительное ощущение!

Она всегда чувствовала себя немного ниже других, но ее “равное я” не отступило, как бывало раньше при отношениях с ее авторитарным дедушкой или со мной в позиции терапевта. Наши человеческие позиции выровнялись. Конечно, они не были равны, мы слишком отличались друг от друга. Но наше равенство заключалось не в этом, оно возникло от простой встречи со мной, без страха и пристрастия.

Главное достижение заключалось в том, что наша близость не означала для Клаудии обязательно сексуальные чувства. Она просто могла смотреть на меня, не чувствуя большой дистанции, бессилия передо мной или неполноценности подростка. Прежде Клаудия могла восхищаться человеком именно с такой позиции, но тогда, соответственно, объект ее восхищения становился недосягаемым. В равной позиции я уже не мог отстранять или подавлять ее. Эти переживания позволили ей испытать чувство равенства, у нее появилась возможность не почувствовать себя отвергнутой и в будущих сексуальных отношениях.

Безусловно, я не предъявляю вам этот эксперимент как критерий технического контакта. Я бы хотел привести и другие технические факторы, которые не так просто выделить из обычного контакта. Например, мои вопросы о прошлом сексуальном опыте Клаудии можно назвать прямым техническим приемом. А предположения о том, что ее паника исходит из прошлых незавершенных действий, были основаны на теоретических предпосылках. Ее чувство безопасности с контакте со мной укрепилось с помощью границ терапевтического контакта. У Клаудии появилась способность общаться со мной доверительно благодаря тому, что во время сессии она могла говорить мне то, что не могла говорить другим мужчинам. Отсюда, мне кажется, становится ясно, что, хотя обыкновенный контакт имеет большое значение в терапии, но терапевтический контакт должен стоять на первом месте.

В основе такого контакта должен лежать основной принцип — необходимо ставить интересы пациента во главу угла. Психотерапия не похожа на общение в обычной жизни, где, взаимодействуя друг с другом, люди могут иметь равные права. Более того, глубинная проработка динамики развития пациента и его осознавания должна преобладать над его спонтанными потребностями сегодняшнего дня. Не ставя под сомнение справедливость рассуждений о техническом контакте, я считаю, что исторически такого рода контакт был источником терапевтической ригидности. Это сделало контакт настолько жестким, что удерживало как пациента, так и терапевта от необходимой доверительности и откровенности, которая так нужна в терапии. Иногда технический контакт подавлял чрезвычайно важные новые факты и, таким образом, проходил мимо необходимых изменений структуры “я” пациента. Поэтому, чтобы получить значительный результат в терапевтической работе, нам важно признать ключевую роль обычного контакта.