|
Я уже говорил, что именно Оскар Ичазо познакомил меня с типологией «Четвертого Пути». У него была поговорка, которую я до сих пор часто вспоминаю по разным случаям. Это лучшая поговорка, которую я когда-либо слышал: «Дьявол не ведает, на кого работает». По отношению к склонности Фритца к напряжениям и гедонизму это особенно верно. Он ненавидел неврастеников и задался целью полностью их извести. Он ненавидел зависимость — поэтому помогал людям быть самим собой. Он ненавидел и пустозвонство. Относился к нему с враждебностью. В его присутствии вы становились искренними. Из-за своего страстного поиска возбуждения, его активной натуры, любви к трениям ему была скучна вербализация. Он не любил слова — ему нравились экспрессия эмоций, стычки. Он был чудаком в отношениях. Однако из его манеры контактов получился бесценный гештальтный подход наблюдения прерывания контакта в качестве психотерапевтического ключа. И даже не сам контакт был для него важен. Актер по натуре, он предпочитал инсценировку, а это имело неоценимый терапевтический эффект. Когда индивид поглощен при терапии предметом осознанности и спонтанности или, если хотите, осознанности и аутентичности, или осознанности и подверженности органичной регуляции,— то Гешталът и Медитация действия терапевта сводятся к тому, чтобы, наподобие режиссера, заставить его «быть тем или иным». Не знаю, отмечал ли кто-нибудь, что подобное приглашение к инсценировке непосредственно связано с формой традиционной медитации — с медитацией на объекте,— ведущей к «абсорбции», полному погружению в размышления. Любая духовная традиция использует «абсорбтивную» медитацию в той или иной форме. Ты видишь что-то и этим становишься. Созерцаешь какие-то архетипные проявления — оживляешь их,— а затем абсорбируешь в свое бытие, становишься Дионисо, Шивой, Бодхисатвой и т.д. Подобный акт слияния с архетипным материалом Фритц превратил в слияние телом, в единство с рукой, со слезами, с голосом, со сновидением, с самим собой. Это повело за собой демократизацию абсорбтивной медитации, подобно тому, что Фрейд ввел своей интерпретацией снов. Дэвид Бэкан, написавший книгу о Фрейде и иудаистской мистической традиции, провозглашает, что Фрейда воодушевила кабалистическая традиция интерпретации символов (интересно, что его коллеги называли его «новым Иосифом»). Можно сказать, что он «одемократил» процесс, отказавшись от интерпретации традиционного символического материала, но помогая своим пациентам в интерпретации их собственных символов, личных бессознательных творений. Где Фрейд воспользовался интерпретацией, там Фритц обратился к драматизации в надежде, что это приведет к спонтанности внутреннего переживания. Мне кажется, что демократичная тенденция Фритца во многом соответствовала его страстности. «Страстный характер имеет больше популярности: им подменяется "обвиняемый", он чувственный, он чужд суеверия, абстракций. Часто это тип революционера. — 149 —
|