|
После этого можно было уже поручиться, что Бакюлар-сын не ошибется ни на миллиметр, ни на секунду. Когда Ланглуа говорил, можно было услышать, как муха пролетит. Его просто пожирали глазами. Вот какой это был человек! Думаю, в ту ночь многие не спали. Обдумывали каждый свой маршрут, так подробно им описанный, что у нас перед глазами были все детали: выступы леса, опушки, поляны, открытые места. Мы размышляли, не сомкнув глаз, об этом человеке, знавшем нас как свои пять пальцев и никогда нам не улыбавшемся. Утром все были на ногах, все было начищено, прилажено, подогнано. Если бы даже сам король Луи-Филипп пришел и встал на колени, умоляя нас оказать какую-нибудь услугу, так мы и его бы послали ко всем чертям. Да еще как! Мы увидели, как подъехали сани из Сен-Бодийо. Запряженные тройкой, пустые, весь груз — простое одеяло из шерсти тибетской козы, но весом в сорок килограммов, сани будто снег везли. Кони украшены ожерельями, бубенцами, кисточками на лбу. На козлах кучером усатый Бувар. Хозяин! На всем скаку развернул сани возле лип на площади. От полозьев на снегу круг как циркулем прочертило. Стоп! Карета остановилась перед кафе «У дороги». И что же видим? Сосиску! Как жаль, что в тот момент мы не могли вспомнить ее настоящее имя, потому что это уже была не Сосиска. О, нет! Как же к ней обращаться? Оставалось только говорить ей «мадам», потому что ни имени, ни фамилии ее мы не знали. И это была дама! Никаких шестидесяти или пятидесяти, или семидесяти лет, никакого кафе «У дороги», ничего подобного! Об этом речи не могло быть. Речь шла о том, что всем нам так дорого, — об отличном исполнении своей работы. Та, что вышла из кафе «У дороги», была, несомненно, первоклассным мастером искусства быть женщиной. Пришли бы королевы и архикоролевы посмотреть на нее! Вот уже десять лет, как она жила среди нас, как мы смотрели на нее, огромную, обрюзгшую, с маленькой бородкой, с ее возрастом (я уже забыл ее возраст, потому что думал о ней такой, какой она явилась перед тем, как сесть в сани). Она не совершила глупость и не стала рядиться в молоденькую, ведь я говорю об отлично сделанной работе. Она сохранила свой возраст, свои пышные формы, не пыталась мучить себя корсетом или обманывать хотя бы в чем-то. Просто она воспользовалась тем, что у нее было. А это — признак хорошей работы. Да еще как воспользовалась! Было в ней чуточку насмешливости, и это ей шло, с ее солидностью и полнотой, с ее тяжестью и возрастом, с безумной нежностью глаз и рук в перчатках. Конечно, платье ослепительное: черное муаровое с кружевами и даже, несмотря на природную полноту, с небольшими турнюрами, что придало ей пикантности. — 53 —
|