|
А если судить по прыжку, совершенному им с тушей овцы в зубах, чтобы вновь оказаться в окошке наверху хлева, то это явно был зверь, встречаться с которым в лесу не рекомендуется никому. Заметьте, что все это было совершено в полной тишине, из чего можно сделать вывод, что зверь был очень уверен в себе. Тем не менее Ланглуа три дня в одиночку ходил по его следам. — Приличный волк, умеет себя преподнести, — сказал он наконец Сосиске и выкурил, сидя у камина, подряд пять трубок. — У тебя есть праздничное платье? — спросил он затем у Сосиски. — Конечно. — Ну-ка, покажи. Это было уже в ту пору, когда мы поняли, что у Ланглуа ничто не значит ничего. Сосиска пригласила его подняться в ее комнату и открыла сундук. Там лежало очень красивое праздничное платье, совсем не для нашей деревни, поэтому мы его никогда не видели, но в Тюильри, если верить рассказам, оно было бы к месту. — Замечательно! — сказал Ланглуа. Начал он с того, что вызвал к себе срочно егермейстера и его псаря и послал их в Авер, чтобы они устроили там засаду. Сам же направился на ферму Юрбена. В тот же вечер между площадками в Сен-Бодийо и нагорьем Авера, где засел егермейстер, началась великолепная перекличка охотничьих рогов. Были минуты, когда звук застревал в роге, да так, что мороз по коже продирал, даже когда знаешь, что это такое, — до того мрачной была эта древняя музыка. Отменная штука — этот охотничий рог! Я готов поклясться в этом, так как ничто другое не смогло бы так перепугать обитателей леса вокруг Авера, и Ланглуа успел сделать все, что задумал… Я полагаю, что именно он распорядился организовать эти вечерние дуэты, эти ночные, такие тревожные, призывы и ответы, наполненные еще более сильной тревогой, эти диалоги громких печальных голосов, медленно плывущие над лесами диалоги об отчаянии, эти звуки утренней побудки, в которых явно слышится конский топот, рысь всадника, которого вот-вот настигнут. Однако, по существу, в этих звуках много демонстративной воинственности. Ничего странного: поскольку речь идет о волках, то времени разводить философию просто нет. Последствия были, разумеется, того же порядка. Однако не забывайте (хотя нас не обвинишь в излишней светскости с нашими лесами, горами, холодными ветрами, от которых из носу текут потоки, с грязью, доходящей от щиколоток до колен и от колен до головы), мы и сами очень любим церемонии. И у нас тоже есть свой церемониал, игнорировать или недооценивать который не следует, когда этого требуют обстоятельства нашей жизни. Если вас пригласили быть кумом на крестинах, попробуйте явиться без тросточки, увитой лентами! Если вы шафер, попробуйте не так взять за руку подругу невесты. Или попробуйте начать жатву, не обтерев грудь коня обязательным жгутом соломы. Или разрезать хлеб, не перекрестив его! И так можно перечислять до утра. Так почему не быть строгому церемониалу для этих загадочных работ в местностях печальных, где люди часто рискуют жизнью? И после всего, что я вам рассказал, как не допустить, что Ланглуа был именно тем человеком, который лучше, чем кто бы то ни было, мог привести все это в движение? — 51 —
|